– Мы приехали работать. Потом вернемся в Польшу. Мы деньги зарабатываем.

– Понимаю, – сказала я, хотя на самом деле ничего не понимала. Почему они все-таки живут в вагончике?

– Мы вроде нелегалов, – пояснил Марек, как бы извиняясь. – Мы дешевле, чем шведские рабочие.

– Значит, вас в любой момент могут выслать?

– Да. В любой момент.

– Но у вас ведь есть начальник – или вы сами приехали?

– Начальник у нас есть, – кивнул Марек. – Настоящий босс. – Остальные парни беспокойно заерзали, как будто не хотели, чтобы Марек рассказывал мне об этом «боссе». Атмосфера стала еще более натянутой, и Марек предложил подвезти меня домой. Я ответила, что лучше пройдусь пешком, но, выйдя на улицу, тут же пожалела об этом. Канал, прежде окутанный туманом, теперь лишь слегка поблескивал в темноте среди деревьев, а фонари светили редко-редко. Но я все же решила пойти одна.

– Ладно, – сказал Марек. – Увидимся. – Он быстро захлопнул дверь вагончика, чтобы не впускать внутрь ноябрьскую сырость. За дверью тут же раздалась брань. Ясное дело, остальные парни боялись, что я сдам их полиции, и их вышлют из страны.

Я уже почти дошла до подъезда, как вдруг услышала шум мотора за спиной.

Марек открыл окошко у водительского сиденья микроавтобуса и улыбнулся:

– Ты голодная?

– Наверное. Ага, голодная.

– Любишь пиццу? Я знаю, где лучшие пиццы в мире!

Заброшенный темный дом или теплый микроавтобус и сочная пицца – выбор прост. Я села рядом с Мареком. Он переоделся, и от него приятно пахло. А моя мокрая куртка, наверное, воняла псиной. Я сняла ее и бросила на заднее сиденье.

Мы ехали не в город, а, наоборот, еще дальше на окраину.

– Далеко ехать?

– За минуту доедем, – спокойно ответил Марек и включил радио.

На всякий случай я запоминала названия станций метро, мимо которых мы проезжали, но вообще-то мне не было страшно. В случае чего я смогу себя защитить. Мне не раз пригождались приемы, которым нас учили на курсах карате – София записала меня туда в седьмом классе, за что ей большое спасибо. Она учила меня, что надо уметь защищаться. Хотя это не всегда получается. Особенно когда тебя просто бросают. Тогда никакие приемы не помогут.

Марек остановил машину на небольшой площади, возле здания, облепленного строительными лесами. Буква «р» в слове «Пиццерия» погасла.

– Тут работает мой друг, – пояснил Марек, – И пиццы у него самые вкусные в мире.

Я улыбнулась, хоть и немного натянуто. Правда, когда мы оказались внутри, напряжение как рукой сняло: скатерти в красно-белую клетку, свечи в плетеных подсвечниках. Я съела большую «гавайскую» пиццу с сочными дольками ананаса.

За едой мы почти ничего не говорили. Наверное, будь в пиццерии больше народу, разговор завязался бы легче. Но вокруг стояли пустые столы. У парня, о котором говорил Марек, был выходной, так что нам пришлось заплатить из своего кармана. Каждый платил за себя.

Марек подвез меня к самому подъезду. Мы молчали всю дорогу. Я все-таки ждала, что он о чем-нибудь меня спросит, это было бы естественно. Но он молчал – наверное, чтобы не отвечать на мои вопросы, если и я что-нибудь захочу узнать о нем.

Когда я вылезала из машины, он вдруг взял меня за руку:

– Пожалуйста, забудь, что я сказал про работу… Мои друзья ужасно разозлились, когда я сказал, что у нас нет разрешения на работу. Но ведь ты не сдашь нас полиции, правда?

– Конечно, нет. Зачем мне это? – мне стало обидно. Вот зачем он возил меня в пиццерию! Я захлопнула дверцу микроавтобуса и, не оборачиваясь, пошла домой.

– Ей стало хуже. Она бредит, – сообщила Мари на следующий день, как только я вышла из лифта. – Когда приходит в себя, зовет только тебя.

Юдит Кляйн была очень бледной. Похоже, она не слышала, как я вошла в комнату. Я присела на краешек кровати, не сводя с нее глаз. Юдит вытянула руку, медленно провела ладонью по одеялу, пока не коснулась моих пальцев, и сжала их на удивление крепко.

– Я не виновата, поверь, – пробормотала она.

– Верю, – произнесла я как можно тверже.

Юдит открыла глаза и попыталась сесть.

– А Бенгт думал, что я пыталась убить его брата! Я знаю, он так думал! – ее голос сорвался.

Я погладила ее по руке, чувствуя сильное биение пульса.

– Возможно, так и было. Я ведь его сдала. Опознала и его, и машину.

– Как это?

– Ты видела вырезку из газеты, заметку про аварию? Под заголовком «Покушение»?

Я кивнула, надеясь, что она начнет рассказывать более связно и я хотя бы что-нибудь пойму.

– Брат Бенгта, Свен, общался с нацистами. Особенно дружил с одним лейтенантом, высоким молодым человеком с холодными голубыми глазами. Однажды он подошел ко мне, когда я закрывала магазин. Сказал, что хочет предупредить. Что он за мной наблюдал, видел меня со шведским офицером. То есть он видел меня с Бенгтом в городском парке. «Чтобы такого больше не было», – сказал он и пристально посмотрел на меня. Глаза у него были голубые, льдистые. Первый раз в жизни я видела такой холодный взгляд. Однажды вечером, когда я возвращалась домой после прогулки с Бенгтом, увидела, что кто-то написал на витрине…

Юдит сглотнула, ей было трудно говорить, но наконец она произнесла:

– «Еврейская шлюха». Понимаешь, что это значит?

Я кивнула.

– Я окаменела. Неужели про меня? Сходила за тряпкой, стала тереть. Терла и терла, и все мне казалось, что буквы видно. И еще казалось, что за мной наблюдают. Что кто-то смотрит на меня и на это слово, которое все никак не стиралось.

– Что ты сказала Бенгту?

– А что я могла сказать? Мне казалось, что я его недостаточно хорошо знаю, чтобы рассказывать такое. На той же неделе его родители пригласили нас на ужин, и там я впервые увидела его брата вблизи. У него на форменном плаще были норвежские свастики. Он стоял прямо передо мной и ухмылялся. Поцеловал мне руку. И губы у него были, как железные. Не кожа, а холодная сталь. Бенгт не пришел мне на помощь. Он словно окаменел. Я опрокинула бокал красного вина и убежала. Бенгт пошел за мной и сказал, что я принимаю все слишком близко к сердцу. Разве ему понять! Он думал, что я смогу сидеть за одним столом с нацистом.

В уголках рта Юдит скопилась белая пена, я попробовала стереть ее носовым платком, но Юдит нетерпеливо мотнула головой – хотела говорить дальше.

– Та серая машина с кожаным верхом, в которой они ездили… там было накурено, пахло кожей и яблоками… Свен и его друг, лейтенант с холодными голубыми глазами. Сильно пахло яблоками. Я хорошо запомнила, по приборной доске каталось совсем красное яблоко, то вправо, то влево. Я все ждала, когда оно упадет, но Свен поворачивал то направо, то налево, и яблоко каталось туда-сюда и не падало.