– Не больно?

Я чуть-чуть поморщилась. Боли еще не было, а вот предчувствие, что будет, уже напрягало.

– Потерплю, – ответила я и тут же сжала челюсть, когда он стал втирать мазь в кожу, касаясь ребер.

Никита по-прежнему старался осторожно касаться пальцами, но одного его старания теперь было недостаточно.

– Не догадался сначала напоить тебя таблетками, – пробормотал он и тут же ушел, а вернулся со стаканом воды и парой таблеток.

Я не спрашивала, что это. Просто открыла рот, он вложил их и придержал голову, когда я запивала таблетки водой.

– Надо сесть, – распорядился он.

– Зачем?

– Намажу со спины. Потом можешь поспать. Боль пройдет.

Со старушечьим кряхтением я с его помощью села, Никита окончательно избавил меня от халата и сорочки, и сел за спиной, продолжая наносить мазь и распределять по коже.

Против воли от поглаживаний пошли мурашки. Никита замер.

– Сзади не больно, – пробормотала я. – Трещины только спереди.

Он молчал. Я услышала, как тюбик брякнулся о поверхность тумбочки, а потом ладони Тобольского легли мне на спину и легко провели вдоль спины. И еще раз. И еще.

Может, из-за обезболивания, но ребра ныли уже не так сильно, зато прикосновения Никиты воспринимались слишком остро.

Я вздрогнула и снова покрылась мурашками. А пальцы Тобольского с какой-то щемящей нежностью стали обводить позвонки, один за другим. И от этого, а еще от его запаха и обволакивающего тепла, я превращалась в желейного зайца. Тряслась и всхлипывала.

Прикосновения были приятными. Ненужными, неправильными, но чертовски приятными. А еще осознание, что я нравлюсь этому богатому и грубому мужчине. Нравлюсь настолько, что он поздно вечером сорвался ко мне, проявляет нежность и терпение, чтобы снять мне боль, успокоить…

Пока я расслаблялась под его поглаживаниями, руки Тобольского нырнули подмышками и обхватили груди. Я распахнула глаза и, застигнутая врасплох, не сдержала стона, когда он сжал груди и придавил соски между пальцами.

Я не ожидала, что от этого меня прострелит до самого основания и внизу загудит та самая потребность в большем.

К которому я точно не готова.

– Я хочу спать, – прохрипела я. – Вы обещали.

– Обещал, – подтвердил Тобольский, но руки с груди не убрал, продолжая мять их и заставляя меня вибрировать внизу.

– Мне холодно, – соврала я, чтобы скрыть, из-за чего снова и снова покрываюсь мурашками.

– Ложись под одеяло, – сдался Никита, и в голосе отчетливо было слышно легкое разочарование. – Халат не надевай. Утром я снова намажу тебя, перед тем как уехать.

– Утром? – всполошилась я. – Вы останетесь здесь на ночь?

Он кивнул.

– А жена? – продолжала я.

– Сказал, что в командировке. Не переживай за мою жену. Переживай за себя. Ложись.

– А где будете спать вы? – я все еще не могла успокоиться и принять.

– Рядом.

Как бы мне не хотелось спать, я не могла расслабиться рядом с Тобольским. Тот разделся, но остался в боксерах и футболке. За это я была ему благодарна. Мне очень трудно переварить собственную наготу, хотя под одеялом я смущалась гораздо меньше. Но оказаться лежащей рядом с его голым телом было что-то за гранью.

Наверное, и он подстраховался. Ведь не железный же он дровосек, чтобы всю ночь обнимать голую девушку и оставаться при этом безучастным?

Но Никита меня не прижимал. Даже лег поверх одеяла.

– Не замерзнете? – что-то дернуло меня спросить.

– После холодного душа температура в комнате вполне комфортная, – буркнул он, а я еще подумала, какой же дядька молодец, закаливанием занимается!

Ночью он все же залез ко мне под одеяло. Я проснулась не только от чувства жара, сколько от упирающегося мне между ягодиц твердого предмета. Ну а попытка отодвинуться тут же отдала болью в ребрах.

Я застонала, Никита моментально проснулся и отодвинулся, что-то спросонья приговаривая. Кажется, пытался меня убаюкать. Но закончилось тем, что снова напоил меня таблетками, натер мазью и помог сходить в туалет.

Отдельная радость была в том, что позволил одеться в пижамку и снова лечь в постель уже прилично одетой. Сам больше не благородничал, сразу заняв место рядом и прижавшись ко мне.

Утром мы завтракали вместе. При этом Тобольский очень сильно разругался из-за меню, в котором не было приличного куска мяса.

– Какой идиот придумал разделять меню в ресторане на завтрак и основное? – ворчал он по телефону, когда заказывал.

А вот я оказалась не против такого разделения и огромного разнообразие панкейков, яиц, разных джемов и каш.

За столом мы не говорили. Тобольский что-то проверял в планшете, периодически кому-то звонил, что-то узнавал или, наоборот, приказывал. Потом снова раздел меня.

– Сейчас нанесу мазь, и ложись. Сегодня никуда не едешь. И вообще никуда не выходишь, пока повторные снимки не покажут, что все с тобой нормально.

– Я не могу так долго отсутствовать, – запротестовала я. – У меня сессия на носу!

– Сдашь, – легко отмахнулся Тобольский.

– Ну, нет. Я должна хотя бы вернуться и переписать лекции. И взять несколько вещей сюда. Я как-то не думала оставаться в заточении надолго.

Взгляд Никиты мне не понравился, но, к счастью, он обдумал и кивнул, только на выходе пояснил, чему кивает:

– Тогда звони своей соседке и говори, что привезти. Вечером тебе все доставят.

– Но…

Договорить я не успела, дверь захлопнулась перед носом.

Ну, а к вечеру мне привезли не только вещи, но и Гельку!

Она на радостях обняла меня, я заверещала, отбиваясь. После мы заказали в квартиру шикарный ужин. Гелька переписывать мне не дала, сама сидела и копировала лекции в мою тетрадь.

Мы успели поболтать обо всех новостях в универе, что Стас после вчерашнего не пришел, или Геля его не видела. А когда я забеспокоилась, что снова припрется Тобольский и застанет тут мою подругу, он позвонил сам.

– Как ты?

– Обычно. Сижу, лекции переписываю.

– Девчонку свою оставь на ночь. Пусть смажет ребра. Сама не забудь выпить таблетку перед сном.

От радости я чуть не вскрикнула, но сдержалась:

– Слушаюсь!

– Надеюсь. Меня неделю не будет. Костя остается при тебе. Подругу будет привозить и отвозить, – продолжал распоряжаться Тобольский, а я только кивала. – И последнее… Никакого алкоголя!

Я воровато посмотрела на дорогущее шампанское, которое мы с Гелькой заказали к моллюскам. В результате моллюски проглотить так и не смогли, а вот шампанское все выдули.

– Я запретил в твою квартиру продавать спиртные напитки и сигареты. Все. Выздоравливай. Через неделю увидимся.

Я обернулась к подруге, внимательно следившей за моим разговором:

– Гель, ты не против остаться у меня на недельку?

Та заверещала.

– Тут? Ты шутишь?

Я замотала головой,