— Боже мой, еще бы сантиметр — и все, — шептал Дмитрий Иванович своему отражению в зеркале. — Они мне за все заплатят, за каждую разбитую тарелку…

— Кто они? — спросила я.

Дмитрий Иванович посмотрел на меня с ненавистью.

— Почем я знаю! Меня весь мир ненавидит! — прокричал он. — Где эта чертова милиция?

Я вспомнила о домработнице. Что-то она притихла. Я прошла на кухню и обнаружила ее стонущей в углу у холодильника. Ухватив Валерию Евгеньевну за подмышки, я потащила ее прочь из разгромленной кухни, где по всему полу валялись осколки стекла и посуды. Домработница сопротивлялась. Вцепившись мертвой хваткой в мешок с куличами, она волокла его за собой. Я ругалась на чем свет стоит. Лицо покрылось испариной. В Валерии Евгеньевне было не меньше восьмидесяти килограммов, и тянуть такой вес, когда он еще сопротивляется, задача архитрудная. Дотащив женщину до мягкого диванчика в коридоре, я, несмотря на протесты Дмитрия Ивановича, сгрузила ее туда, а сама помчалась на кухню в надежде найти какое-нибудь успокоительное средство, способное заткнуть глотки обоим пострадавшим.

Ждать милицию пришлось долго. Еще дольше пришлось ждать врачей, якобы перепутавших адрес.

Следователь задавал кучу вопросов, причем в основном мне, так как Дмитрий Иванович ловко имитировал невменяемость, отвечая на вопросы путано и противоречиво, а Валерия Евгеньевна все время плакала и рвалась подбирать с пола куличи, по которым безжалостно топтались эксперты. У меня проверили лицензию телохранителя, разрешение на ношение оружия и посоветовали некоторое время, пока будет вестись расследование, не выезжать из города.

Закончилась вся эта карусель около часа ночи. Как только посторонние убрались из квартиры, Валерия Евгеньевна мгновенно преобразилась: перестала плакать, безумно таращить глаза и рвать на себе волосы. Трезвым, спокойным голосом она спросила Дмитрия Ивановича, убирать ей беспорядок на кухне или отложить до завтра.

— Подождет до завтра, — ответил он спокойно, рассматривая повязку. — Сколько времени у меня отняли эти болваны в форме. Черт бы их всех побрал со всеми их вопросами.

— Вы же сами кричали «вызовите немедленно милицию», а потом не стали даже с ними разговаривать, — заметила я.

— А о чем мне с ними разговаривать? — с яростью спросил Дмитрий Иванович. — Вместо того чтобы болтать и топтать мои ковры, они бы лучше убийцу ловили. Пинкертоны сраные!

— Ладно, пойду спать, — бросила я устало.

Так закончился первый день в доме антиквара.

Утром, выпив чашку кофе с булочкой из домашних запасов, я насела на Дмитрия Ивановича с вопросами о возможных причинах покушения. У него не было ни малейших сомнений, что цель стрелявших — заполучить его богатство.

Мрачная Валерия Евгеньевна принесла антиквару в кабинет, где происходил наш разговор, алюминиевую кружку с чаем и измельченный кулич. Дмитрий Иванович неодобрительно посмотрел на кружку и произнес:

— Такое ощущение, что я на зоне. Другой кружки не было или бокала какого-нибудь?

— Нет, вчера все побили, — виновато развела руками домработница. Я даже сахар из разбитой сахарницы пересыпала в стеклянную банку, — и, подумав, спросила: — А можно взять бокал из зелененького сервиза?

— Нет! — испуганно вскричал Дмитрий Иванович, будто ему собирались оттяпать ногу, — даже не приближайся к нему.

— В трюмо я видела большую глиняную кружку, — вздохнув, предложила Валерия Евгеньевна.

— Нет, ее тоже нельзя! — Я буду пить чай из этой чертовой кружки, только ничего больше не трогай!

— Да хорошо, хорошо, — воскликнула Валерия Евгеньевна, — не буду ничего трогать, — и, уходя, тихо пробормотала: — Старый хрен.

— Что? Что ты сказала? — взвился Дмитрий Иванович. — Это ты мне… Ты!..

— Я говорю, хрен старый, — громко и отчетливо сказала домработница прямо в лицо антиквару. — Хотела сделать хреновую закуску, а хрен в холодильнике весь высох. Не знаю, получится ли теперь.

Дверь за Валерией Евгеньевной закрылась, и из-за нее тихо, но отчетливо послышалось:

— Старый хрен.

Дмитрий Иванович взвыл. Однако потом, сообразив, что рядом нахожусь я, взял себя в руки.

— Хорошую домработницу сейчас найти трудно. Тем более человеку моей профессии, — сказал он, как бы оправдываясь. — Валерия Евгеньевна работает у меня одиннадцать лет и заслужила мое доверие. Поэтому и приходится закрывать глаза на некоторые… оплошности.

— Я понимаю вас, — заверила я Дмитрия Ивновича. — А скажите, пожалуйста, в своем завещании вы случайно не упомянули домработницу? А то, может, ей после вашей смерти достанется какой-нибудь солидный кусок.

— Вы намекаете, что это Валерия Евгеньевна наняла снайпера? — спросил антиквар и от души рассмеялся. — Извините, — сказал он, успокоившись, — просто я давно не слышал ничего более нелепого.

— Я проверяю все возможные версии.

— Вы знаете, в какой организации я работал? Думаете я не в состоянии подобрать для работы в своем доме человека?

— Я этого не говорила, — сказала я.

— Я перебрал сотни кандидатур, перед тем как принять решение. Уж поверьте, я проверил Валерию Евгеньевну в сто раз тщательнее, чем спецы проверяют путь следования президента. Одиннадцать лет ее верной и преданной работы доказали, что я не ошибся. Можно подозревать кого угодно, только не ее.

— Я вам верю, однако за эти годы, что она вам служит, что-нибудь могло измениться, — предположила я, — сами же сказали, что прошло одиннадцать лет. Что вы знаете о домашнем окружении Валерии Евгеньевны, о тех, с кем она общается?

— Все ее окружение сводится к единственному сыну. Больше у нее нет живых родственников, — раздраженно сказал Дмитрий Иванович. — Общается она или со мной, или с сыном. А насчет завещания… так вот — я ей ничего не завещал!

— Ладно, не горячитесь — я только хочу уяснить ситуацию, — примирительно сказала я и тут же спросила: — А чем занимается ее сын сейчас?

— Вот же пристала! — хлопнул ладонями по столу Дмитрий Иванович, сделал паузу, а потом проговорил: — Сын на нефтеперерабатывающем заводе работает. Я его лично устроил. Хорошо получает. Женат, двое детей. Дом — полная чаша.

— Вот спасибо, что сказали, — обрадовалась я, — у меня теперь последние подозрения отпали касательно вашей домработницы.

— Отпали у нее, ишь ты! — пробурчал недовольно Дмитрий Иванович.

— Перейдем теперь к вашим родственникам, — предложила я. — Как вы думаете, кто-нибудь из них способен нанять киллера, чтобы завладеть вашими деньгами?

Антиквар от моих слов чуть не подавился пересохшим куличом. Запив кулич чаем, старик излил на меня все, что накипело у него на сердце по поводу родни. Самые мягкие слова, используемые им, были «суки», «подонки», «твари» и «педерасты».