Родители Дженны не дали мне ни единого шанса объясниться. Мэри потребовала, чтобы я отказался от права управлять имуществом Дженны в ее пользу, и я согласился, надеясь, что она вступит в диалог. Однако она тут же подала на меня гражданский иск о смерти в результате противоправных действий, направленных на завладение недвижимостью, и добилась решения суда, которое заморозило все наши с Дженной общие счета. Мой адвокат считает, что миссис О’Брайан может выиграть дело, хотя надежных доказательств у нее нет. Никто не любит богатеньких типов, которые изменяют своим женам и врут копам, сказал бы он, если бы хоть раз был откровенен. Если я проиграю, политическое давление может вынудить окружного прокурора Уэстчестера завести на меня уголовное дело, а суд присяжных — дело рисковое. Страховая компания отказывается выдавать мне деньги без решения суда, а судебные издержки быстро съедают мою наличность.

Когда я был мальчиком, учитель, игравший в низшей бейсбольной лиге, поскользнулся и упал с трамплина в бассейне. Известие о том, что у него парализовало обе руки и ноги, шокировало меня, поскольку свидетельствовало о превратностях судьбы, которые я никогда не принимал во внимание.

Однажды утром я пробрался в ванную отца, когда он брился.

— Что случилось, Шерлок? — спросил он, встретившись со мной взглядом в зеркале.

— Мистер Джексон, — пояснил я. — Что он будет делать?

— Не знаю. Каждый принимает решения сам.

— А что бы ты сделал?

Мой папа отвел взгляд и минуту смотрел на свое отражение, прежде чем длинным движением слева направо провести опасной бритвой возле горла.

— Ты играешь в шахматы, — наконец сказал он, откладывая лезвие и беря с края раковины зажженную сигарету. — Твой противник съедает твоего короля и королеву. Ты отстаешь от него на девять очков или больше. Что ты сделаешь?

— Сдамся.

Отец глубоко затянулся и выдохнул, и облако белого дыма замутило его черты в зеркале.

— В бесславной жизни смысла нет, — резюмировал он.

Я мою тарелки и кофейник и ставлю все на чистое полотенце, чтобы стекла вода. Возвращаясь к столу, я беру пистолет, выбираю один медный патрон из обоймы, которую вынул раньше, и тщательно вкладываю его в затвор. Когда я беру пистолет в рот, очищающий растворитель щиплет мне язык, как батарейка в девять вольт. Чтобы выстрелить, надо нажать на гашетку с давлением в три килограмма. Два литра молока весят два килограмма. Я нажимаю с силой, достаточной для того, чтобы поднять литр молока, два литра, больше… Пистолет сильно сотрясается, и я сжимаю зубами дуло, стараясь сдержать дрожь во всем теле. В ушах у меня звенит, и звон этот как-то странно повторяется. У меня уходит пара мгновений на то, чтобы узнать этот звук. Кто-то звонит в мою дверь. Я вынимаю пистолет изо рта, не снимая пальца со спускового крючка, и нагибаюсь вперед, чтобы положить голову на покрытый рубцами стол. Я задумываюсь — а стоит ли открывать дверь?

На крыльце стоит детектив Тиллинг. На ней дутая куртка серо-зеленого цвета, а волосы прикрывает оранжевая вязаная рыбацкая шапочка. Хмурая черная женщина стоит на несколько шагов позади и слегка сбоку от Тиллинг, ее правая рука засунута в расстегнутую коричневую кожаную куртку. Тиллинг окидывает меня взглядом, замечая мою мятую майку и мешковатые тренировочные штаны.

— Мы вас разбудили? — интересуется она.

Я ошеломленно пожимаю плечами. Негритянка, похоже, готова к столкновению, но я прихожу к выводу, что если бы они хотели арестовать меня, на мне бы уже давно защелкнулись наручники. Мне интересно, чувствует ли Тиллинг исходящий от меня запах оружейного масла.

— Мой новый напарник, — говорит Тиллинг, показывая на чернокожую женщину большим пальцем, — детектив Эллис. Нам с вами нужно поговорить.

— Я так не думаю.

— Мы недавно обнаружили кое-что интересное. Это могло бы стать зацепкой. Если бы вы согласились сотрудничать, нам было бы проще во всем разобраться.

Туман в моей голове рассеивается из-за резкого выброса адреналина. Тут мне надо быть поосторожнее. Мой адвокат пришел в бешенство, когда выяснил, что я говорил с Тиллинг на парковке во время похорон, и холодно сообщил мне, что хотя судья почти стопроцентно отклонил бы утверждения Виновски, мое признание Тиллинг в измене Дженне дало окружному прокурору прекрасный мотив убийства, с которым можно работать.

— Мне придется сначала позвонить своему адвокату, — отвечаю я.

— Когда мы с вами говорили в прошлый раз, вы отказались от своего права на совет адвоката, — напоминает мне Тиллинг. — Конечно, вы можете вернуть себе это право, но должна сказать, сегодня утром я не в настроении вести переговоры по семнадцати пунктам. Это простой уговор, и он не имеет никакого отношения к вашей таинственной подружке. Я сообщаю вам, что мы откопали, а вы отвечаете на пару вопросов, если вам этого хочется. Никаких обязательств.

Я колеблюсь. Предложение звучит заманчиво. Мне очень нужно знать, что же ей удалось выяснить, и, говоря по правде, я презираю снисходительного маленького ублюдка, который представляет мои интересы.

— Мы полтора часа ждали, пока закончится ваш утренний сон. Неужели вы слишком заняты, чтобы уделить нам пятнадцать минут? — спрашивает Тиллинг, и в ее голосе появляется насмешливая нотка. — У вас много планов на сегодня? Масса дел?

Мне приятнее говорить с ней, чем с Ромми, но это не причина проглатывать насмешку.

— Полицейским приходится по многу часов зависать в машинах, — отвечаю я. — Скажите, сильно ли мешает женщинам-полицейским то, что вы не можете пописать в бутылку?

Тиллинг отрывисто и грубовато смеется.

— Да или нет, Питер. Эллис может простудиться.

— Вы хотите войти?

— Нет. Мы еще не завтракали. На Уиллоу-стрит есть кофейня. Вы знаете, где это?

— Да, знаю. Дайте мне десять минут. Мне нужно одеться.

— Питер. — Она дотрагивается до своего уха и показывает, чтобы я сделал то же самое. — У вас там крем для бритья.

Кофейня забита людьми: утренний наплыв посетителей уже начался. Тиллинг и Эллис сидят рядышком на банкетке, положив куртки себе на колени. У Эллис лицо в форме сердечка, коротко стриженные волосы и широко расставленные глаза. Она выглядит лет на четырнадцать. Садясь напротив нее, я улыбаюсь ей и снова получаю в ответ сердитый взгляд. Усталая официантка здоровается, назвав обеих дам по имени, наполняет наши стаканы для воды и наливает кофе.

— Вы часто сюда приходите? — спрашиваю я.

— Ага, — отвечает Тиллинг, пододвигая ко мне посыпанный сахарной пудрой пончик. — Чтобы воспользоваться уборной. Основные правила таковы, Питер. Я говорю вам, что нам известно, а вы обещаете, что не будете пытаться вести собственное расследование. Я не хочу услышать, что нанятые вами полицейские отрабатывают наши версии.