Летательный аппарат взлетел под восторженные выкрики рядовых монахов, только что отсутствовавших на площадке, и обнаружившихся во множестве вокруг нее, стоило нам только набрать высоту.

Со стороны океана скапливалась темнота — пушистые белые облака под вечер сбились в мрачную темно-серую массу, плотно закрывшую небо от моря. Местами уже можно было видеть мутные хвосты дождя, протянувшие свои щупальца между тучей и потемневшей темной водой, покрывшейся белыми мурашками. Вероятно, на побережье уже набирал силу ливень. Никакого желания испытывать самодельный летательный аппарат стихией у меня не было, и я направил машину поверх предгорных холмов и долин на юг.

Самолет ощутимо покачивало так, что скрипел деревянный набор корпуса, порывы ветра старались развернуть его и мне приходилось постоянно выравнивать машину по курсу. Обшивка отзывалась гулкими хлопками и вздохами под напором взбаламученной атмосферы снаружи. Мы молчали — помолчать было о чем.

Мне повезло, и я наткнулся на такую нужную мне информацию. Но масштаб проблем, которые она тут же поставила передо мной, приводил в смятение. Казалось бы, какие сомнения? У меня координаты таинственного острова, затерянного в океане — вперед, в поисках ответов и приключений. Но одно дело мечты, другое — возможности. Пять тысяч километров над океаном, это по приблизительным оценкам и, если двигаться по прямой, — недосягаемое расстояние для моей птицы. Я оценивал свои возможности так, как меня учили — цифрами. Журнал полетов, который я завел для новой машины, безучастно свидетельствовал — две некритических поломки на каждые десять часов полета, одна критическая, это, когда полет становился невозможен, на каждые двенадцать. Это до того, как подключилась скелле. После этого, статистики было пока недостаточно, но некритические поломки лишь стали немного реже. Для того, чтобы не бояться летать, требовалось регулярно обслуживать самолет после каждых пяти часов в воздухе, и серьезно ремонтировать — после каждых двадцати. Ана, конечно, была настоящим спасением, но рассчитывать я мог только на свои силы, и поэтому исходил из того, что мог выдержать самолет на моих механизмах, без скелле.

Средняя скорость полета, по моим оценкам, составляла около семидесяти километров в час. Машина могла лететь быстрее, но тогда страдала обшивка, которая, хотя и была зафиксирована слоем полимеризованной смолы, все равно умудрялась изнашиваться в местах крепления и на изломах шпангоутов. Канистра со смолой шла в ход почти при каждом осмотре самолета. Чтобы кардинально решить эту проблему, следовало либо делать более частый силовой набор корпуса, либо применять многослойную обшивку. Я склонялся ко второму варианту, если бы у меня были время и средства для этого. Пока же, исходим из того, что имеем — при семидесяти километрах в час, я должен совершать посадку для технического обслуживания самолета каждые триста пятьдесят километров — в крайнем случае, каждые семьсот. А у нас — пять тысяч. И это над водой. С ненадежной, непроверенной навигацией, которую еще надо создать. Без прогноза погоды. Без опыта полетов над местными океанами. Короче — самоубийство.

Вторая проблема — Ана. После схватки на крыше небоскреба, девушка стала задумчивой. Карта под куполом потрясла ее, как и меня, но никакого энтузиазма не вызвала. В отличие от Виутиха, который готов был на все, что угодно, лишь бы сбежать из монастыря на поиски своей мечты, Ана, как мне показалось, трезво оценила перспективы такого путешествия. Она молчала и это было более, чем красноречиво. Назревал серьезный разговор, но я не мог на него решиться — я еще не отошел от шока стычки со скелле. Еще одно сражение с девушкой, которую недавно почти потерял, было для меня невыносимым.

Еще одна проблема — Виутих. Я взял его, так как был обязан ему и так как, он являлся носителем знаний, которые мне только предстояло усвоить. Знаний настолько критически важных, что без них само путешествие через океан теряло смысл. Но монах, бывший монах, не безмолвная книга. Он — живой человек, который хочет есть, спать и у него есть собственные интересы. Что мне с ним делать? В каком статусе он будет меня сопровождать? Справочника? Слуги? Партнера? Или я изображаю сейчас таксиста, согласившегося за интересный рассказ бесплатно подвезти пассажира?

Темнело. Облачность неумолимо наползала на предгорья. Надо было срочно искать место для посадки и ночевки, пока еще был запас времени. В опасной близости под нами мелькнули макушки деревьев, поверхность планеты стремительно ушла вниз. Там открылась глубокая и широкая долина с поблескивающей лентой реки, дорогой и небольшим поселком, раскидавшим домики на обширной террасе, примыкавшей к склону. Еще выше виднелись останки строений древних — невысокие скелеты в семь этажей двух широких и плоских по форме сооружений, по-видимому, когда-то в прошлом соединенных длинным переходом, от которого теперь остался лишь незаметный вал из обломков.

Я без обсуждений развернул машину вправо и направил ее к развалинам. Ночевка среди пустых и безжизненных бетонных лабиринтов казалось мне более безопасной, чем посещение уютной деревеньки. Мои спутники молчали и мне показалось, что они разделяют мое мнение. Крыши зданий темнели провалами, и я посадил машину на широкой ровной полянке рядом с одним из пары скелетов близнецов. Накопленный опыт давал о себе знать и, несмотря на сильный и порывистый ветер, сесть удалось сразу и без приключений.

Ветер толкнул в грудь и лицо мягкой теплой лапой, капля воды размером с пулю крупнокалиберного пулемета, обидно шлепнула по голове, пробив волосы и сразу же растекшись щекотной влагой по шее. Я выхватил наши с Аной рюкзаки, велел бывшему монаху хватать мешок с одеялами и, рванул, не дожидаясь его, под защиту бетона, устоявшего под столетиями дождей и ветров. Девушка уже стояла, приводя в порядок намокшие волосы, под изогнутым козырьком протянувшимся над первым этажом развалины. Забежав следом, я был уже порядком намочен, хотя дождь еще толком и не начался. Темные провалы внутренних помещений, отсутствие сквозняка — все говорило о том, что внутри сохранились какие-то стены и может быть помещения пригодные для защиты нас от непогоды. Под навес ворвался Виутих с большим свертком на голове. Беззаботно сбросив его на пыльные остатки пола он с любопытством завертел головой.

— Ты дверь самолета запер? — спросил я его.

— Ага. Как вы сказали? Самолета?

— Ну, да.

Виутих хмыкнул, — Забавное слово! — он еще раз со вкусом повторил, — Самолет.

— Слушай, Виутих. А, ты знаешь, как твое имя переводится с древнего?

— Живущий быстро! — радостно известил он развалины.

Из темного прохода появилась Ана — позади нее, коридор, ведущий в глубь здания, светился знакомым белым светом магического светлячка.

— Тут вроде чисто и сухо. Идите за мной.

По углам обширного пространства первого этажа сохранились небольшие прямоугольные помещения, окруженные стенами несущих конструкций, что, по-видимому, и сохранило их от разборки и разграбления. Комната, около ста квадратных метров, с двумя расположенными под углом проходами и невысокими потолками, подарила нам просто шикарное убежище. При минимальных переделках, здесь можно было бы, при желании, даже соорудить что-то вроде постоянного лагеря. Снаружи шипел поток воды с неба, внутри было сухо и тихо.