– Не сомневаюсь, – перебила ее Ленокс. – Он слишком хорошознает, с какой стороны хлеб намазан маслом.

– Как же ты бестактна, дорогая, – вздохнула мать.

– Сожалею, – буркнула дочь.

Леди Тэмплин подобрала «Дейли мейл», сумочку и несколькописем.

– Я сейчас же напишу дорогой Кэтрин, – заявила она, – инапомню ей о давно минувших днях в Эджуорте. – И она ушла в дом, энергичнопоблескивая глазами.

В отличие от миссис Сэмюэл Харфилд, строчки легкососкальзывали с ее пера. Розали Тэмплин без пауз и усилий исписала четыре листаи, прочитав текст, не изменила ни слова.

Кэтрин получила ее письмо на следующее утро после прибытия вЛондон. Прочитав послание (текст и то, что оставалось между строк), онаположила его в сумочку и отправилась на условленную встречу с повереннымимиссис Харфилд.

Фирма была одной из старейших в Линкольнс-Инн-Филдс,[10] ипосле нескольких минут ожидания Кэтрин проводили в кабинет старшего партнера –любезного пожилого мужчины с проницательными голубыми глазами и отеческимиманерами.

Минут двадцать они обсуждали завещание миссис Харфилд иразличные юридические формальности, затем Кэтрин протянула адвокату письмомиссис Сэмюэл.

– Полагаю, лучше показать его вам, – сказала она, – хотя оноабсолютно нелепо.

Адвокат прочитал письмо с легкой улыбкой:

– Довольно неуклюжая попытка, мисс Грей. Едва ли естьнадобность объяснять вам, что эти люди не имеют никаких прав на наследство, аесли они попытаются опротестовать завещание, то никакой суд их не поддержит.

– Я так и думала.

– Человеческая натура не всегда склонна к благоразумию. Наместе миссис Сэмюэл Харфилд я бы скорее взывал к вашему великодушию.

– Это один из вопросов, которые я собиралась с вамиобсудить. Мне бы хотелось выделить этим людям определенную сумму.

– Вы не обязаны это делать.

– Знаю.

– И они не поймут ваших намерений. Возможно, даже сочтутпопыткой откупиться от них, хотя это не помешает им взять деньги.

– Тут ничего не поделаешь.

– Советую вам, мисс Грей, выкинуть эту идею из головы.

Кэтрин покачала головой:

– Знаю, вы абсолютно правы, но все же мне бы хотелось этосделать.

– Они возьмут деньги и будут продолжать оскорблять вас.

– Пускай, если им от этого легче. Каждый развлекаетсяпо-своему. В конце концов, они были единственными родственниками миссисХарфилд, и, хотя презирали ее, как бедную родственницу, не уделяя ей нималейшего внимания при ее жизни, мне кажется несправедливым оставить их ни счем.

Несмотря на сопротивление адвоката, Кэтрин настояла на своеми вскоре вышла на лондонские улицы с приятной уверенностью, что может свободнотратить деньги и строить любые планы на будущее. Первым делом она посетилаателье знаменитой портнихи.

Ее приняла худощавая пожилая француженка, похожая намечтательную герцогиню.

– Я бы хотела, если можно, полностью отдать себя в вашируки, – простодушно обратилась к ней Кэтрин. – Всю мою жизнь я была оченьбедной и совсем не разбираюсь в одежде, но теперь получила наследство и хочувыглядеть хорошо одетой.

Француженка была очарована. Ее творческая натура сегодняутром была оскорблена визитом аргентинской мясной королевы, настаивающей намоделях, абсолютно не подходящих к ее пышной и броской красоте. Она окинулаКэтрин внимательным взглядом:

– Да-да, с большим удовольствием. У мадемуазель превосходнаяфигура – ей лучше всего подойдут самые простые линии. К тому же она tresanglaise.[11] Некоторые дамы обиделись бы на такое замечание, но только немадемуазель. Не существует типа восхитительнее, чем une belle anglaise.[12]

Манеры мечтательной герцогини внезапно были отброшены.

– Клотильда, Виржини! – крикнула она манекенщицам. – Быстро,малютки, tailleur gris clair[13] и robe de soirée, «Soupird’automne».[14] Марсель, дитя мое, крепдешиновый костюмчик мимозного оттенка.

Это было очаровательное утро. Марсель, Клотильда и Виржинисо скучающе-презрительным видом медленно прохаживались вокруг, покачиваясь иизгибаясь, в освященной временем традиции манекенщиц. Герцогиня стояла рядом сКэтрин, делая записи в маленькой книжице.

– Отличный выбор, мадемуазель. У мадемуазель великолепныйgoút.[15] Мадемуазель не найдет ничего лучше этих костюмов, если она,как я полагаю, собирается на Ривьеру этой зимой.

– Дайте-ка мне еще раз взглянуть на розовато-лиловоевечернее платье, – попросила Кэтрин.

Виржини снова прошлась по кругу.

– Пожалуй, это самое красивое из всех, – сказала Кэтрин,разглядывая изысканные складки ткани, переливающейся оттенками лилового, серогои голубого. – Как вы его назвали?

– «Soupir d’automne». Да-да, это платье как раз для вас.

Эти слова отозвались печальным эхом в ушах Кэтрин, когда онавышла из ателье. Осень – это как раз для нее, которая никогда не знала весны илета и уже не узнает их. То, что она потеряла за годы рабства в Сент-Мэри-Мид,больше к ней не вернется.

«Я просто идиотка! – сердито подумала Кэтрин. – Что еще мненужно? Почему месяц назад я была более довольна жизнью, чем теперь?»

Она вынула из сумочки пришедшее утром письмо леди Тэмплин.Кэтрин была далеко не глупа. Она отлично поняла все нюансы послания и причинувнезапной вспышки привязанности к давно забытой кузине. Леди Тэмплин жаждала ееобщества не ради родственных чувств, а ради выгоды. Ну а почему бы и нет? Этобудет выгодно для обеих сторон.

«Поеду», – решила Кэтрин.

В этот момент она находилась на Пикадилли и зашла в бюропутешествий Кука, чтобы уладить все дела. Ей пришлось подождать несколькоминут. Человек, с которым был занят клерк, также собирался на Ривьеру. Кэтринпочувствовала, что все собираются туда. Ну что ж, впервые в жизни она сделаетто же, что и все.