— Вот и отлично. Я не сомневалась, что мы поймем друг друга правильно. Мы теперь партнеры, не так ли? — Ольга ничего не ответила, а моэдэ расценила ее молчание, как согласие. — Мой план очень прост. Моя предшественница — моэдэ Адеола — дала слабину и заключила союз с нашими злейшими врагами — львами. Его залогом должна стать одна и моих сестер, отданная в жены львиному царю. Отвратительная сделка, правда?

— Да.

— Так вот. Я не хочу, чтобы львы получили даже одну единственную гиену из нашего клана. Потакание врагам — это проявление слабости. Не нужен нам мир со львами! Такова воля клана. Воля самых сильных и непримиримых его бойцов, поэтому, вместо одной из моих сестер львы получат тебя, а ты с помощью своих способностей убьешь их царя.

Убьешь…

Ольга измученно прикрыла глаза. Снова от нее требуют убийство, будто способность убивать — это ее единственная ценность и главная в жизни заслуга. Хотя, чему она удивляется? Так было и так будет всегда. Что ж, придется с этим как-то жить… выживать… Ведь иного варианта все равно нет! Как и нет возможности сказать «Нет!» На кону жизнь Гэривэлла… ее собственная жизнь тоже…

— Хорошо, я согласна, — процедила сквозь зубы, прижав ладонь к груди, под плотно застегнутыми пуговками ворота проступил прохладный бугорок — таинственный медальон Цагна.

— Вот и ладненько. Вот и сговорились. Завтра с утра ты с кортежем отправишься к жениху. Жениху, хе-хе, — миролюбиво заулыбалась Мазози. — За неоценимую помощь клану я обещаю вытащить тебя из львиных когтей живой и невредимой, как только ты исполнишь свое предназначение. Теперь иди, отдохни. Лучшие апартаменты моего дворца в твоем полном распоряжении. — она громко хлопнула в ладоши и скомандовала трем заглянувшим в кабинет боудам. — Проводите гостью, накормите и устройте по высшему классу. А ты останься, — обратилась к Оити, и, дождавшись, когда тяжелая дверь плотно закроется за спиной Ольги и ее провожатых, тихо добавила. — Завтра с утра, как только кортеж отбудет, разберитесь с моим братцем, да смотри, по-тихому.

— Но, Моэдэ? А как же ваше обещание девушке Мантидай? Она ведь вернется…

— Какое обещание? Не смеши, — Мазози улыбнулась кровожадно и нервно. — Кто позволит ей вернутся? Кто ее выпустит? Как только девчонка расправится с царем, его львицы разорвут ее на клочки… Вот и все.

***

Три дня спустя…

Гэривэлл лежал с закрытыми глазами. Пахло рыбой и песком. И костром из сырых деревяшек.

— Просыпайся, пятнашка! Давай же, просыпайся! — неприятный знакомый голос грянул над ухом, заставил болезненно скорчиться под куском теплой прошитой ткани. Что это? Спальник?

— Бурый, это ты? Как я здесь оказался?

— Отбили у твоих взбесившихся сородичей.

Гэривэлл с трудом разомкнул веки. Глаза, как бойницы — похоже, лицо здорово опухло. Попробовал шевельнуться — на теле нет живого места.

Они с Бурым находились в какой-то прибрежной пещерке, скорее даже норе, вырытой в мокром, слипшемся песке. У выхода заваленного ветками и остатками подтухшей рыбы, слабо чадил огонек.

— Как вам это удалось? Там ведь целый отряд боуд за мной гнался?

— Скажи спасибо ученой и ее карабину, — гордо ответил Бурый и с благоговением повторил. — Караби-и-ин! Великая вещь.

— Вы вдвоем разогнали воительниц Мазози?

— Ну, не то чтобы вдвоем… Мы начали, а потом пришел черный лев, и все смешалось.

— Эй, Бурый, не утомляй больного разговорами, — раздался строгий голосок Энн. — Ему нужно немного отлежаться, чтобы мы смогли переправить его в лагерь. Дорога будет тяжелой. Там эта тварь… На равнине… Не даст нам спуску, придется гнать на полных парах. Гэривэлла мы и так здорово растрясли, пока несли сюда, а если повезем на пикапе…

— Не нужно меня никуда везти, я в порядке, — возразил раненый, попытался сесть и тяжело завалился набок. Тело не слушалось. Собравшись силами, он поднял дрожащую руку и ощупал голову.

— Не переживай, на месте твои уши, — успокоил Бурый. — Только одно тебе успели оторвать, но ученая его какой-то своей научной штукой приклеила.

— Да не «научной штукой», а био-клеем. Его недавно изобрели, специально для тех ран, которые зашивать неудобно или нецелесообразно. И вообще, причем тут уши? Уши — это мелочь. Я за другие раны больше переживаю. Хорошо, что в мобильной аптечке нашлось противовоспалительное, но, все равно, чем скорее мы сможем добраться до научного лагеря, тем лучше.

— Ты не права, — с умным видом возразил Бурый, — уши — не мелочь. У них, пятнашек, отгрызание ушей означает разжалование из знатных гиен в обычные. Так что ты ему своим клеем не только уши, но и честь сохранила.

— Какая дикость, — недовольно отмахнулась Энн, поправила висящий на шее бинокль и вынырнула из пещеры. — Пойду, осмотрюсь. Надо как-то отсюда выбираться.

Гэривэлл устало прикрыл глаза. Проклятье! Как же могло так случиться, что моэдэ Адеола, сильная и справедливая, была свергнута коварной молодой гиеной? Сестрица Мазози — не зря ее имя означает «слезы». Ее ведь изгнали из клана, но она вернулась. Пришла, чтобы править…

…и мстить.

Теперь Ольга в ее руках и неизвестно, какой станет ее судьба. Теперь Адеола, рядом с которой посланница Мантидай была бы в полной безопасности, мертва. Наверняка ее так же гнали к границам Мары, а потом растерзали на куски, накинувшись толпой… Меткий выстрел карабина ее не спас. Некому было спасать. А быть может, побоявшись вступать в бой с моэдэ самостоятельно, они просто выгнали ее на равнину, прямо в когти черному льву…

Мазози — его родная сестра, и ненавидит его с детства. За то, что их отец — могучий Маинасара — отдал свою силу не дочери, рожденной править наследной принцессе, а сыну. Сыну, судьба которого — вечно стоять у подножья иерархической лестницы или вовсе быть изгнанным.

Отец Мазози и Гэривэлла был непрост. Он сам решал, как распоряжаться собственным могуществом. Не просто так его звали Гиеньим Королем. Не просто так он был бел, словно снег, и неожиданно прекрасен, как фулабе. Не просто так его выбрала в мужья сама великая Мать — Кикуто-Эссами. Выбрала и пожалела. Потому что носил он золотой ошейник — древний символ служения людям и обладал силой света такой мощи, какой не нашлось бы ни у одного существа во всей Маре.

Узнав, что вся сила Саванны перешла не дочери, а сыну, Кикуто-Эссами впала в ярость и изгнала Маинасару из Мары. Он не стал спорить, но, спустя два года, вернулся и забрал Гэривэлла с собой. Кикуто-Эссами не было в замке. Она отправилась на поиски проникшего на ее земли врага — черного льва. Гэривэлл хоть и был мал, хорошо запомнил тот день…

Он помнил, как отец, огромный и беловолосый, в алом плаще, вошел в замок моэдэ. С ним пришли вооруженные мораны. И они — мораны — не признающие власти чужаков, в особенности оборотней, почтительно кланялись ему и звали его — Маинасара-бвана. Гэривэлл помнил, как, пораженные могучей волей, упали на животы телохранительницы моэдэ, как корчились они и щелкали от бессилия челюстями, способными с одного укуса раздробить хребет льву. Эти самые отважные, самые сильные и надежные воительницы были оставлены, чтобы присматривать за принцем и принцессой… Тогда, силой воли уложив на землю взрослых гиен, отец бережно отодвинул в сторону крошечную черную Мазози (лет до трех-четырех дети боуд не могли контролировать обороты и часто оставались в одном — зверином — облике) и, подцепив за шкирку визжащего от волнения Гэривэлла, сунул его за пазуху, приговаривая: