Ольга вопросительно взглянула на Гэривэлла, и тот улыбнулся в ответ:

— Я бы вернулся. Тут наука, как-никак. А у нас-то все магия — магия…

Ольга так и не поняла, всерьез он говорил или шутил.

В Мару решили выдвинуться утром — переночевать в лагере. Там, помимо Энн, находилось еще человек десять ученых, и все они были одержимы наукой. Так одержимы, что даже присутствие оборотней их не смутило. Да они просто не верили в оборотней!

Конечно, ни Ольга, ни Гэривэлл не демонстрировали им свою способность оборачиваться. В силу разных причин, а также в силу некоего негласного запрета — оно действовало в Саванне так же, как в Гандвании. А без оборота — на словах — никого не убедишь. Ученых уж тем более!

Страшные они люди — эти ученые. Сказали, что оборотней не существует — значит, не существует. Нет аргументов — нет тебя…

Гэривэлл даже не выдержал один раз — запалил на ладони световую искру. Хоть магией их поразить! Не помогло. Энн взглянула на яркий комок поверх очков и заявила, что это просто какое-то неизученное атмосферное явление или фокус.

Вечером весь лагерь собрался у костра.

Были и заумные разговоры, и веселая болтовня, и шутки, и смех. Звон железных кружек. Неожиданный ночной холод. Огонь, дарящий глазам золотые отсветы, пляшущий во тьме, пугающий хищные тени, снующие по равнине в безлунную ночь.

Ольга сидела рядом с боудой, куталась в шерстяной плед. Дневная жара обернулась неожиданным холодом. Стоило солнцу опуститься, температура резко упала. Зябко…

… и Ольга прижалась к Гэривэллу, всем телом вбирая его тепло.

Он по-прежнему ее не касался. Между ними по-прежнему была дистанция. Даже не дистанция — стена. Она лишь усиливала тягу, провоцировала напряжение. Из-за него всякие слова вертелись на языке, крутились в мыслях всякие вопросы…

А ведь со стороны они, наверное, смотрятся сейчас, как пара. Не зря коллеги Энн — веселые, молодые и увлеченные парни и девушки — разошлись, оставив их у костра наедине.

Тепло. Чужое тепло…

Ольга скосила глаза на огонь, в пляске которого таилась тревога. Где-то далеко, у самого горизонта рычали львы и неистово, обреченно «тявкала» зебра. Ее странный голос, совершенно не похожий на конское ржание, а скорее напоминающий лай собаки, отдавался в груди болезненными спазмами. Там, вдали у горизонта, совершалось убийство. Последние крики утихли, и ночь окрасилась новыми звуками. В Саванне не было места тишине.

Гэривэлл сидел неподвижно и вслушивался в ночь.

Тьма обступила его со всех сторон, затемнила кожу, провалила в череп глаза, сделав их черными дырами с искрами на дне.

— Что-то недоброе здесь творится, — сказал он то ли Ольге, то ли себе. — Надо скорее добраться до Мары.

Ответом послужил громоподобный топот табуна. Он промчался совсем близко, в тот же миг небеса расколола белая молния. Замелькали в ее вспышке черно-белые стремительные полосы, потом ухнуло басовито, глухо и все вновь стихло. Вернулись привычные звуки Саванны, порожденные ночью.

Ольга прильнула к Гэривэллу сильнее — сделала это по инерции, словно ее притянул магнит. Боуда непроизвольно поднял руку, желая обхватить ее за плечи, но вовремя остановился — сработал принцип «неприкасаемости». Горячая ладонь распласталась в сантиметре от рукава Ольгиного жакета, опалила кожу сквозь ткань… И Ольга не выдержала — ухватилась за нее, притянула, позволив прижаться к себе.

В голову тут же пришла волна отчаяния — зачем так! Ведь еще на борту цеппелина дала себе слово, избегать отношений с мужчинами. С Гэривэллом тем более! В особенности с Гэривэллом… Потому что ее любовь — любовь Ольги Мантидай — это смерть. Удержаться на краю не получится. Богомол ясно дал понять, что на компромиссы он не пойдет; показал, с какой легкостью погасит сознание и, разобравшись с жертвой, сотрет неприятные воспоминания из памяти.

Наверное, Маэйру устраивало такое положение вещей. Убила и забыла. Наверное, главу дома не сбивала с толку романтика — она ложилась в постель с мужчиной не для любви, а для производства столь необходимых семье наследников.

Ольга так не могла, даже ради семьи. Не желала сжигать себя для того, чтобы Маэйре стало теплее. Продажа себя ради великой цели — все равно продажа. Ломать собственную душу невероятно мерзко! И как же мерзок был ее выбор тогда, в Ангелиоплисе: отдаться ненавистному врагу или убить того, кто нравится, кому не желаешь зла… Один вариант хуже другого. Нельзя из таких выбирать! Надо искать что-то третье, и Ольга нашла — осмелилась. Решилась бросить вызов желаниям и принципам Маэйры, тем более что Маэйра Мантидай умерла. А, значит, настало новое время. У дома новая глава — Ольга, ведь больше некому занять этот пост…Глава, которая — видит небо! — не хотела подобной власти, но что поделать теперь?

Крис говорила, что Ольга должна родить дочь, чтобы та изменила правила. Нет! Ольга не будет этого делать, она все поменяет сама, раз уж есть у нее на это полномочия.

Ольга будет одна!

Это вовсе не значит, что она предаст дом и обречет род. Вовсе нет! Род продолжат другие — человеческие дочери Маэйры, которых так недооценила их властная мать. Они родят не оборотней — людей, и избавят семью от проклятья. Потому что насекомые, рвущие душу изнутри, — это не благословение. Это проклятье! И к демонам магию, силу! Одни беды от них. Что толку в оборотах и артефактах, если они не спасают от волчьего преследования и волчьих зубов? На людей волки Гвидо охотятся гораздо реже, чем на врагов. Значит, пора перестать быть врагами — перестать быть прежними Мантидай…

Ольга будет одна…

Но перед долгим одиночеством выполнит обещание из договора — явится на службу в гиений клан, и пусть моэдэ Адеола сама решает, чем ее нагрузить. Главное, выпросить, вымолить у нее защиту для оставшейся в живых родни.

— Что тебя беспокоит? — спросил Гэривэлл, отодвигаясь от огня.

— Мне надо так много всего сделать… того, что я не умею. Я не привыкла действовать, всегда была жертвой обстоятельств.

— Жертвой? — Боуда поднялся и отошел в темноту, потом вернулся и положил к костру львиный череп. Огонь осветил жуткие трещины, расходящиеся от дыры в его лобной части. — Вот что бывает с тем, кто недооценивает свою жертву.

— Это лев? Кто его так?

— Зебра. Она способна одним ударом пробить преследователю голову. Может одним укусом нанести смертельную рану, если повезет. Нам внушают, что жертва ничтожна. О том, что у нее всегда есть шанс не принято говорить. Но, запомни, даже будучи чьей-то жертвой, ты всегда можешь остаться сильной.

Отброшенный ударом ноги, львиный череп улетел в ночь.

Неподалеку, у акациевой рощи раздался рев, больше походящий на плачь. Из темноты призраком вылетел огромный полосатый жеребец с окровавленной мордой. Отразив глазами пламя, он взметнулся над костром, перескочил его махом и скрылся, выбивая копытами дробь.