жизнь подпортил! Знаешь, как плохо к нему все стали относиться, когда он признался, что всё про вас с ним наврал? Ему даже пришлось в третью школу перейти.

— В чём признался? — не поняла я.

— Ну в том, что между вами ничего на самом деле не было, что он всё сочинил. Наши пацаны даже его бить ходили. Назаров, Потапов, Левченко, Юсупов. Лёшка Назаров говорит, что Эш даже не защищался. Пацаны из его класса хотели впрячься, но он сказал: «Не надо». Встал такой перед нашими: «Ну, типа, бейте, заслужил». А потом он перевёлся в Химки и школу там уже заканчивал. А в позапрошлом, что ли, году он приезжал, говорят, опять про тебя спрашивал, к твоим ходил. Я и думала, что он тебя найдёт. А тебе что, родители ничего не рассказывали?

Я качнула головой. Все слова застряли в горле, душу так и рвало в клочья. И ещё эти предательские слёзы…

— Эм, ну что ты? Не плачь, — гладила меня по плечу Алька. — Прости меня… зря я… но я не знала, что ты так… до сих пор…

Всю дорогу до дома, да что уж, всю ночь я потом только и думала о нём. И не хотела думать, но мысли неотвязно сами лезли в голову.

Он приходил тогда! Все дни приходил! А мама сказала, что нет. Как сейчас помню её слова: «Видишь, вот оно его отношение к тебе! Другой бы… а он…».

А он приходил… Но всё равно. Зачем вот это всё? Сейчас, когда прошло столько времени. Зачем мне эти волнения, мысли, переживания? Зачем Алька про него напомнила? Зачем разбередила рану? Я с таким трудом тогда выкарабкалась. Столько вытерпела! И вот наконец смогла — научилась не думать, не вспоминать, не тосковать. И жилось мне вполне спокойно. Все эти страсти улеглись, остались в прошлом. Пусть бы так и было! Откуда вновь взялась эта глухая тоска, из-за которой дышать больно? И сколько теперь ждать, чтобы опять успокоиться?

Я честно старалась отогнать эти мысли, унять волнение. Но сердце ныло и судорожно сжималось, тосковало и болело.

«Ничего, скоро это пройдёт, — увещевала я сама себя, — надо просто перетерпеть».

Глава 7

За последние пару недель квартира Шаламова заметно преобразилась. В гостиной появились многослойные вычурные шторы, толстый молочного цвета ковёр, вазы, дизайнерский напольный светильник, массивная тумба, куда с полу перекочевал видеомагнитофон, а с подоконника — кассеты. Ещё больше изменилась кухня — из холодной и безликой, точно витринный образец в мебельном салоне, стала вполне уютной. Ванную же и вовсе было не узнать: полки, которые прежде пустовали, если не считать пены для бритья, станка и ещё парочки бутылок с шампунем и гелем, теперь буквально ломились от всевозможных баночек, скляночек, тюбиков, флакончиков. У одинокого полотенца «для всего» появилась огромная компания нарядных полотенчиков отдельно для рук, для ног, для лица, для гостей и так далее.

Вот эта метаморфоза Шаламову не очень понравилась. Он порой попросту не мог отыскать свой станок в таком скопище или, выуживая пену для бритья, непременно ронял другие флаконы. Но с этим неудобством он мирился, потому что в остальном Вероника устраивала его на все сто. С ней было хорошо, по-настоящему хорошо. Красивая, умная, сексуальная, успешная, она, ко всему прочему, вкусно готовила и ни разу ни в чём его не упрекнула. Даже когда он загулял с одногруппниками, не предупредив её. Даже когда забыл о том, что они договорились встретиться в «Фихтельберге». Вероника не обиделась на него, даже когда он, не подумав, сморозил глупость:

— Для твоего возраста у тебя шикарная фигура, — похвалил он её, задним числом сообразив, что комплимент вышел сомнительный.

Она не стала цепляться и раздувать из мухи слона, а привычно перевела всё в шутку. Это её качество он ценил больше всего. И ещё она никогда ни к кому не ревновала. Собственно, поводов он и не давал, но прежний опыт общения с девчонками показывал, что поводы для сцен ревности особо и не нужны. Достаточно, например, посмотреть без задней мысли на проходящую мимо симпатичную девушку. Или улыбнуться. Или поболтать с одногруппницей. И всё — скандал обеспечен. А с Вероникой — ничего подобного. Она не обращала внимания, когда он на кого-нибудь поглядывал и не донимала вопросами: «Ты меня любишь?». Ничего от него не требовала и не просила.

Однако, сам того не замечая, он менялся. Пересматривал собственные взгляды. Эти двенадцать лет разницы между ними больше его не смущали. Он даже познакомил её с Лёвой и приятелями по академии, хотя прежде и помыслить о таком не мог — вдруг будут насмехаться. И отцу ничего не стал про неё говорить — знал, что тот вцепиться в Веронику мёртвой хваткой. И тогда их отношения непременно обретут корыстный оттенок с его стороны, а ему этого не хотелось. Пусть они просто будут вместе.

* * *

Как-то само собой получилось, что жили они у Шаламова. У Вероники, конечно же, имелась своя квартира, и больше, и несравненно роскошнее. Но он к ней переезжать не рвался. Поэтому она сначала оставалась у него на ночь, а потом просто осталась, рассудив, что ничего страшного, если и этот первый шаг будет за ней, раз уж гора не идёт к Магомету. К тому же навести уют можно где угодно, было бы желание.

Но на этот раз Вероника, заехав за Шаламовым после пар, позвала его к себе.

— Там что-то будет? — поинтересовался он.

— Увидишь, — пообещала она, загадочно улыбнувшись.

Жила Вероника на окраине города в симпатичном таунхаусе, занимая половину дома. Место вообще было идиллическое — вокруг такие же опрятные коттеджики с подземными гаражами, белые заборчики, плиточные тротуары с подсветкой. Даже деревья здесь — не неряшливые разлапистые тополя, как в городе, а аккуратненькие ёлочки, все как по линейке одной вышины и посаженные на одинаковом расстоянии друг от друга.

Само жилище впечатляло не только простором, но и почти полным отсутствием стен. Прихожая, кухня, гостиная и столовая имели весьма условные границы.

— Круто у тебя! — присвистнул Шаламов, скидывая кроссовки у дверей.

— Спасибо, мне тоже нравится. Между прочим… — начала Вероника, но Шаламов уже осваивался в гостиной, пробуя на мягкость диваны и кресла. Потом подошёл к круглому стеклянному столу, накрытому на двоих. Дорогой фарфор, золочённые приборы, хрустальные фужеры, свечи. Он повернулся к Веронике и вопросительно поднял бровь:

— Я о чём-то опять забыл?

Вероника лишь улыбнулась в ответ.

— Ну? Что за повод? День