Аделита медленно кивнула, прежде чем выйти из комнаты, выглядя такой же потрясенной, как и я. Мама сделала глоток кофе, ее пальцы побелели от крепкой хватки на чашке.

Папа снова уткнулся в газету, но не раньше, чем одарил меня легкой благодарной улыбкой.

Я наколола ломтик грейпфрута и отправила его в рот. Горьковато-сладкий вкус расцвел на моем языке, и мне пришлось сдержаться, чтобы не поморщиться. После еще нескольких штучек мои вкусовые рецепторы привыкли к горечи, и я доела остальное. Мама мельком взглянула, прежде чем снова наполнить чашку кофе. Я единственная, кто ела.

— Вы не видели Сэмюэля? — спросила я наконец, не в силах больше выносить сокрушительное молчание.

Мама покачала головой. Казалось, что это маленькое движение уже стоило ей слишком много энергии.

Папа отложил газету.

— Когда я в последний раз проверял, он еще спал.

— Он был очень пьян…

Папа покачал головой.

— Он не должен ходить пьяным перед тобой.

Я пожала плечами. Я больше не была ребенком. Со времени похищения Фины я увидела столько тревожных вещей, что меня было не так легко потрясти.

— Думаю пойду поищу его, — сказала я, ожидая согласия папы.

Он кивнул, и я встала из-за стола. Я налила кофе Сэмюэлю и захватила печенье, прежде чем подняться наверх. За его дверью было тихо. Я постучала несколько раз, но за дверью не было слышно ни звука. В конце концов, беспокойство одолело меня. Пьяные люди могут захлебнуться собственной блевотиной. Что, если бы что-то подобное произошло с Сэмюэлем?

Я на сантиметр приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Кровать была нетронута. Сэмюэль определенно не спал здесь прошлой ночью. Я повернулась и пошла вниз, в кабинет, где оставила Сэмюэля вчера вечером. Когда я вошла внутрь, мой желудок сжался.

Сэмюэль лежал на полу, рядом с ним стояла пустая бутылка из-под виски. Я поставила чашку и тарелку печеньем на столик и опустилась на колени рядом с ним, опасаясь, что он может не дышать. Мои глаза заметили, как поднимается и опускается его грудь. От него несло алкоголем. Я с силой начала трясти его.

— Сэм? Просыпайся.

Прошло несколько мгновений, прежде чем его глаза открылись, и он посмотрел на меня. Он защурился, словно свет слепил его.

— Что происходит? — он хмыкнул, посылая мне в нос еще одну волну запаха алкоголя.

Я слегка отодвинулась назад.

— Ты спал на полу. Ты, должно быть, был очень пьян.

Со стоном, он посадил себя в сидячее положение, склонил голову набок, его лицо сморщилось от боли.

— Блядь. Что… — понимание промелькнуло на его лице, будто он вспомнил вчерашние события. Он быстро спрятал свою боль и посмотрел на меня. — Что ты здесь делаешь?

— Я переживала за тебя, — сказала я. — И принесла тебе кофе. — я встала, взяла кофе и печенье. — Возможно он уже остыл. Я не знала, что ты здесь.

Сэмюэль взял у меня чашку.

— Спасибо, София. Ты просто спасительница.

Он выпил кофе двумя глотками, потом вздохнул и откинулся на спинку дивана, но не потрудился подняться с пола.

— Хочешь, принесу еще кофе?

Он усмехнулся.

— Должно быть, я выгляжу дерьмово.

Я прикусила губу.

— Ты не выглядишь хорошо.

— Ты слишком мила, — сказал он, и выражение его лица смягчилось.

Я протянула ему печенье и пошла за дополнительным кофе.

Я хотела помочь Сэмюэлю. Это отвлекало меня от всего произошедшего, и заставляло чувствовать себя полезной. Когда я вошла в столовую, мама с папой уже ушли, а Аделита убирала со стола.

— Кофе ещё есть? — спросила я.

Она удивленно посмотрела.

— Для Сэмюэля, — уточнила я.

Она улыбнулась, но жалость в ее глазах почти погубила меня. С раннего детства я усвоила, что жалость это нечто нежелательное. Жалость это дар, но все, что стоит получить, должно быть заслужено.

— Я могу приготовить свежий кофе.

— Да, пожалуйста, — сказала я.

Схватив несколько тарелок, я последовала за ней на кухню.

— Тебе не нужно мне помогать. Это моя работа, — сказала Аделита, забирая у меня тарелки и ставя их в посудомоечную машину.

Я смотрела, как она готовит кофе. Наша вторая горничная занялась чисткой кастрюли, но бросила на меня любопытный взгляд.

— У Сэмюэля похмелье? — спросила Аделита.

Моя защита взлетела вверх. Наши горничные практически жили в доме, так что вполне естественно, что они были свидетелями многого, но раскрывать уязвимость Сэмюэля все равно было неправильно.

— С ним все в порядке. Он просто хочет свежего кофе.

Я почувствовала облегчение, когда через пять минут вышла из кухни с кофейником дымящегося кофе. Сэмюэль не сдвинулся со своего места на полу, но, по крайней мере, съел печенье.

Выражение его лица смягчилось, когда он заметил меня, но я уже увидела темноту.

Я налила ему кофе, и он сделал большой глоток, шипя от обжигающего жара.

Я опустилась на пол рядом с ним, не зная, что сказать. После похищения Фины, Сэмюэль стал еще более замкнутым, и теперь, когда она сбежала, это, вероятно, не изменится.

Несколько минут мы сидели молча, Сэмюэль дул на свой кофе, а я погрузилась в свои мысли. В конце концов, я больше не могла этого выносить.

— Как ты думаешь, мы еще увидим Фину?

Сэмюэль напрягся.

— Она предала нас. Накачала меня наркотиками, чтобы спасти Фальконе. — он замолчал, но его суровое выражение лица сказало мне больше, чем слова.

— Она сделала это ради близнецов. Здесь, в Наряде, они никому не нравились.

Сэмюэль хмыкнул.

— Она могла отправить их в Вегас.

— Ты действительно думаешь, что Фина могла бы жить без своих детей?

Но Сэмюэль был не в том состоянии, чтобы прислушиваться к голосу разума.

— Что теперь будет? — спросила я.

Сэмюэль пожал плечами.

— Мы двинемся дальше. Серафина ушла, и на этот раз мы не будем пытаться ее вернуть. Возможно, однажды она придёт к нам, как только поймет, какой сумасшедший Римо Фальконе.

— Наряд примет ее обратно?

Сэмюэль отвел взгляд, и, несмотря на гнев и чувство предательства, в его глазах читался ясный ответ.

— Она девушка, — сказал он вместо этого.

— Возможно, когда-нибудь наступит мир с Каморрой.

Сэмюэль вскочил на ноги.

— Мира не будет, если Данте не захочет поднять мятеж. Данило, папа и я никогда бы не согласились, и, зная многих будущих Младших Боссов, сомневаюсь, что они хотят мира. Нам это не нужно.

Когда я встала, Сэмюэль тронул меня за плечо.

— Не переживай о войне. Просто постарайся быть счастливой и быть ребенком, София.

Я заставила себя улыбнуться.

— Нашей семье нужно, чтобы я стала взрослой, а теперь, когда я обещана Данило, я не могу оставаться маленькой девочкой.