— Тут и рассказывать особо нечего, — Фостер нарочито невинно пожал плечами. — Одна смазливая птичка насвистела мне, какая беда случилось, ну а я, сердобольный, возьми и помоги. Надеюсь, вы это запомните, и я потом не буду жалеть, что вмешался. А то еще получится, что я по-лоховству душевному впрягся в вашу историю, а в благодарность мне, как говорят русские, шишка с маслом.

— Шиш, — сдержанно поправил его Лесков.

— Какая разница, — отмахнулся Эрик, после чего продолжил. — Я уже говорил, что я и Лунатик иногда общаемся во сне? Вот я ему и рассказал, мол, так и так, у нас в Петербурге появилась своя Спящая Красавица, которая ждет поцелуя прекрасного принца. Ну, в вашем случае — наоборот… Рассказал, что русские безутешно плачут и уже начали возводить второй мавзолей, только не Ленина, а Лескова, где будет стоять ваш хрустальный гроб, осыпанный лепестками роз…

Бровь Дмитрия раздраженно дернулась, однако перебивать болтуна мужчина все же стал. А Эрик тем временем все больше распалялся:

— Лунатик выслушал меня. Он, оказывается, тоже очень сердобольный, и сказка о Спящей Красавице его самая любимая, поэтому захотел, чтобы история имела хороший финал. Иначе неизвестно сколько времени вы могли бы еще проспать. Знаете, просыпаетесь такой, а вокруг вас армия беззубых стариков или того хуже — ученые «процветающих». Лунатик сказал, что сами вы вряд ли бы проснулись в ближайшее время.

Дмитрий молчал, пытаясь переварить услышанное. Возможно, Эрик преувеличивал, желая подчеркнуть свою значимость, но мужчина сомневался, что парень будет врать, зная, что его запросто могут проверить с помощью внушения. Однако факт оставался фактом — проснулся Дмитрий только благодаря Лунатику, а, точнее, Эрику, который захотел, чтобы Лунатик вмешался.

— Я все еще надеюсь услышать волшебное слово, — с ухмылкой произнес Фостер. — На «с» начинается, на «о» заканчивается.

— Странно, — задумчиво произнес Дмитрий, опустившись на стул рядом с постелью наемника. — Почему же вы захотели мне помочь?

— Говорю же, я сердобольный… Но если вы хотите услышать правду, так и быть, скажу: вы поднялись за мной на поверхность и, как бы это пошло не звучало, спасли мне жизнь. Я тоже решил помочь вам, и теперь мы квиты. Я снова могу вас спокойно ненавидеть.

— Думаю, вы просто боялись остаться один в окружении «недоброжелателей», — ответил Лесков, и его губы тронула снисходительная улыбка. — Но все же я должен поблагодарить вас… Хотя бы за вашу смекалку.

— Одной благодарности будет маловато, — усмехнулся Фостер.

Дмитрий вопросительно вскинул бровь:

— Чего же вы хотите?

— Свободы. Да, эта тюрьма куда более гламурная, чем та, в которой мне приходилось ютиться раньше. Но это все равно тюрьма. Я хочу того же отношения, что и другие ваши сторонники. Снимите с меня эти чертовы датчики, из-за которых я похожу на Новогоднюю Елку, и выпустите наружу. Мне больше нет резона вам вредить. «Процветающие» назначили вознаграждение за мою голову, и кроме вас у меня никого не осталось.

— Эта, как вы изволили выразиться, гламурная тюрьма для вашей же безопасности…

— Нет, Дмитри, это для безопасности ваших людей. Неужели вы всерьез думаете, что Алексей Ермакоу представляет для меня какую-то угрозу? Или его дрессированные медведи? Мне ведь даже оружия не нужно, чтобы расправиться с ними раз и навсегда. Однако, если вы выпустите меня, я хотя бы смогу попытаться нормально жить. И помогать вам. Ну так что? Вы позволите мне?

— Датчики останутся, — чуть помедлив, ответил Дмитрий. — Ваша способность слишком у многих вызывает опасения, и я не стану провоцировать людей, снимая с вас их якобы последнюю защиту.

— Хорошо, — неожиданно согласился Эрик. — Но двери будут реагировать на мою ладонь?

Несколько секунд Дмитрий молча смотрел в глаза Фостера, после чего нехотя кивнул. Возможно, этот мальчишка действительно был прав — прятать его постоянно за закрытыми дверями было в чем-то даже жестоко. В последнее время Эрик не сделал ничего такого, что могло бы настроить Дмитрия против него.

— Приятно иметь с вами дело, — произнес Фостер. Теперь он уже не улыбался, а взгляд его сделался острым, словно бритва. — Когда мы отправимся за Лунатиком?

— Через пару дней, когда Зильберманы закончат собирать телепорт.

— Хорошо… Он опасается, что долго не протянет. Его здоровье оставляет желать лучшего.

— Что с ним?

— Понятия не имею. Я видел его в последний раз тогда, когда над нами еще проводили опыты. Только вот я сбежал, а он так и остался у этих ублюдков. Когда он недавно вышел на связь, я пообещал, что заберу его.

— Значит, вам следует сдержать ваше обещание. Не всегда же вам отыгрывать роль «предателя».

— В последний раз этой ролью наградили меня именно вы, — усмехнулся Фостер.

— Не понимаю, о чем вы…, - Дмитрий поднялся с места и направился к выходу, желая уйти, как Эрик все же решил закончить свою мысль.

— Думаю, понимаете…, - произнес он уже без тени веселья. — Кирилл Ермакоу не должен был погибнуть. Хватило бы одного вашего взгляда, чтобы он отказался от затеи ехать вместе со мной. Но вы решили подстраховаться. Вы не были уверены во мне настолько, чтобы положиться на одно мое обещание. Вы думали, что, едва я окажусь за пределами Адмиралтейства, то исчезну. Спрячусь на безопасном расстоянии, ведь мне не привыкать выживать на поверхности. А Ермакоу-старший остался бы той самой наживкой, которая могла не получиться из меня. Но вы ведь не сказали об этом его сыну? Я прав?

Дмитрий на миг замер, держа ладонь на ручке двери, после чего молча покинул комнату.

Свое обещание Лесков все же сдержал. На следующее утро Эрик по привычке дернул ручку двери и с удивлением обнаружил, что он больше не заперт. Не оказалось в коридоре и вездесущей охраны, вечно орущей на него за каждый неосторожный вопрос. Не было даже робота, который с легкостью мог проследить за любым перемещением «невидимки». Свобода обрушилась на Фостера так неожиданно, что в первую минуту он растерянно замер на пороге, прикидывая, куда бы ему пойти. Всё последнее время его мир ограничивался четырьмя стенами, и единственными дверьми, которые Эрик мог открыть, были обложки книг. Теперь же перед ним

раскинулась целая подземная станция.

В этот момент американец ощутил какое-то странное несвойственное ему волнение. Сердцебиение немного участилось, когда он захлопнул за собой дверь и неспешно направился по коридору. В голове парня вертелось множество вопросов касательно его нынешнего положения. Он прекрасно понимал, что сейчас этот город настроен к нему враждебно, и нужно было определиться, как самому воспринимать местных обитателей.

Пытаться найти с ними общий язык или, напротив, избегать? С какого-то момента эти люди стали его невольными союзниками, а, как говорится, враг моего врага — мой друг. Вот только Эрик не был уверен, что кто-то кроме Лескова станет относиться к нему более-менее нормально. На Золотом Континенте было гораздо проще: у него были репутация, имущество, красивые любовницы, а, главное, уважение Совета. Здесь же — ровным счетом ничего.