да чуть ли его брюхо сраное по швам не расходится. Вот кто, блядь, на жранье, вот кто, блядь, здесь жизни хозяин. А другим — либо хуесось за, блядь, подачку, за фавор мизерный, либо, братан, давай сам.

Наёбщик. Закон вот чести какой-то базовой, понятий, да, псиных для него не писан, не существует. Поэтому он и срань, и пидор по жизни. А ты под ним шагомеришь вземь. Противно. Довел, блядь, до того, что от голода во время погони яму не вижу»

Мочегон поморщился от боли, вспомнив о вчерашнем событии. Преследуя кролика, Мочегон не заметил яму и упал в неё, там острый сучок проколол Белому Псу заднюю лапу. Из-за этого падения кролику удалось спастись.

— «Лапа моя, лапа много раз ты была бита, но чтобы из-за такой хуйни. С другой стороны понятно — делаешь хуйню и получишь хуйню — саадаротта турореё — Нормально делай — нормально будет, так всегда раньше говаривали в подворотнях. А если вот этому принципу, понятию не следовать, то бить будут. А кто вот их бить будет?

БДЖАЖХДААРАТТАТАУТЭР!»-

Дорога от Точки до опушки Леса была неблизкой — Серый Пёс, наученный горьким опытом, намеренно выбрал место стоянки как можно глубже в лесу, подальше от людей, их жилищ. Поэтому, когда вокруг них начала редеть колоннада древесных стволов, и всё больше частей небесного купола проявлялось, избавляясь от трещин веток, повсюду уже царила темнота, воплощающая зловещие тени существ иного порядка.

Длинной, темно-змеиной вереницей стая псов двигалась в направлении ферм. Впереди процессии шел Фигура, низко склонив морду к земле. Он не носил традиционную ухмылку, его глаза застыли, от всего его силуэта сквозило неким трауром. Сразу за Чернобурым Лисом следовали Хренус с Шишкарем. Хренусу удалось снова обрести свой привычный цвет, и дрожание силуэта исчезло; теперь Серый Пёс шёл, вытянувшись в форме позирования для скульптуры рыцарского духа, что наталкивало на мысли о том, не оставила ли в его родословной свой след породистая борзая. Однако внутренне Серый Пёс был перевернут и растянут во все стороны (Кататоническая энергия древнего трепета). Шедший рядом Шишкарь занимался тем, что попеременно бросал недоуменные и отчасти сопереживающие взгляды на Хренуса и уничижительные, ненавидящие в сторону шедшего впереди Лиса. Чёрный Пёс как бы существовал вне самого себя, его внимание было приковано к внешним объектам. За ними следовали Жлоб с зажатой в зубах сумкой и суетящийся, неотлучный Плевок. Шествие замыкал, как говорилось ранее, чуть прихрамывающий Мочегон. По его морде циркулировали разряды недовольства, всё его сознание упиралось, но голод гнал пса вперед, наклоняясь над ним с песочными часами и серпом.

Плевок был единственным из псов, кто пытался вести разговоры в этот напряженный момент. Более того, он не замолкал ни на минуту, забрасывая Коричневого Пса бесконечными вопросами, касающимися совершенно различных, не связанных между собой областей. Жлоб отвечал ему на эти расспросы только мычанием, поскольку его рот был занят несением сумки, но Плевку этого было вполне достаточною. Он получал самое главное — внимание своего покровителя:

— «Жлоб, слушай, а вот ты когда-нибудь вот бывал в драках ну таких, ну прям серьезных?»-

— «Мммх»-

На самом деле, Старому Псу после пережитого на помойке совсем не хотелось разговаривать. Он всё успокаивал себя мыслями о предстоящем ужине, но чувство столкновения со сверхъестественным не отпускало Жлоба и тревожило его.

— «А, ну и наверное, там бывало, что кого-нибудь кокнут?»-

— «Мхм»-

— «Да, хотел бы я вот тоже, чтобы так вот в драке, надеюсь, там сейчас какие-нибудь охранники выскочат, и мы их так, блядь…

Хренус резко повернулся к забывшемуся в разговоре щенку. Он весь был воспламенен ненавистью:

— «Ты, как тебя там, заткнись, блядь, нахуй!»-

Плево мгновенно сник, поджал хвост и заскулил. Жлоб выплюнул изо рта ручки сумки.

— «Хренуссь, да ладно тебе, ну што ты на щенёнка неопытнаго наезжяешь? Ну малость расчусствовалсся»-

Хренус, продолжая полыхать злобой, снова двинулся за Фигурой. Как можно понять из вышесказанного, настроения всех псов в момент перехода по гаснущему лесу были крайне похожи — нервозность, боязливость, ожидание столкновения с враждебно-неизвестным. В этот момент, пусть и не отдавая себе в этом отчёта, они были наиболее близки — их породнил пакт сумрачного дела.

Процессия уже почти вышла из леса — он начал редеть, и всё больше старые, полноразмерные деревья сменялись молодыми взаимопроникающими деревцами и кустарниками, а затем постепенно подлинное господство в этой местности переходило к высокой и густой траве, которая, даже несмотря на осень, упрямо топорщилась прокуренными, жесткими усами из земли.

Хренус посмотрел на большой куст, росший прямо перед ним. Его ветви были ярко-красными, как будто свежеокрашенными.

— «Здесь меня бы могли принести в жертву, очень похоже на капище. Вот и моя кровь стекает по прутьям»-

Серый Пёс тут же одёрнул себя, всё его тело охватило странное чувство — словно внутри его только что побывал кто-то чужой — паразит, скитающийся дух. Больше всего это было схоже с его вчерашней потерей духа, сознания. Тогда его тело стало таким же отстраненным, двигающимся под чужим контролем, как и в Холодном Доме. При подъеме в памяти образов той жуткой ночи, которые были зловещи, как утопленник, появляющийся в весенних водах, и столь же безобразны, как его распухшее, белёсое тело, Хренус теперь испытал почти физическую боль. Очевидно, что весь дискомфорт окружения и ситуации усиливал ощущения, бесконечно реверберировавшие внутри залов сознания пса. Как бы хотелось никогда не поднимать пену этих чувств — почему память всегда намертво вцепляется в самые неприятные воспоминания, самые жуткие, самые постыдные, самые неприятные? Конечно, это можно объяснить некими попытками разума оградить себя от повторения подобных ситуаций в будущем, но осознание этого никак не может облегчить тяжелый каменный груз, мегалит ужаса и отчаяния, стоящий на пространствах истерзанной души.

Безрадостная рефлексия Хренуса была прервана Фигурой. Чернобурый Лис внезапно замер, постоял, не двигаясь, несколько секунд, а затем обратился к псам:

— «Ферму видно прямо из-за этого куста»— он кивнул как раз на тот самый куст, который так сильно испугал Хренуса.

— «Ну что Хренус, давай говори, что делать»— глухо гавкнул Шишкарь из-за полей шляпы. Хренус несколько растерянно оглядел псов — нервозность, молчаливое ожидание, некая фрустрация. Внутри него происходил поединок иррационального ужаса с воином опыта и нужды. Пёс изо всех сил старался вернуть себе контроль над своим же телом и разумом. Он понимал, что именно сейчас это для него самое главное.

— «Э, ты там вдупляешь или нет?»— раздраженно гавкнул Мочегон.

— «А ты не понимаишьь? Думы-то серьзнныя, да, серьезные»-

— «Заткнись, срань старая!»-

— «Вот видно, что ты на побегушках, ты, это самое, забиваишь дырку,