забиваит дырку вот он, мудак этот, забиваит дырку он в стае, я его сразу раскусил, ох раскусил, как затычку, то он рвет кого-то, то охраннек!»-

— «Тебе скучно, пидор, блядь, древний, тебя взбодрить?!»— зарычал Мочегон.

— «Тихо!»— рявкнул Хренус. Немного помолчав, он предложил:

— «Если хотите, блядь, дело всё по пизде пустить, то вы выбрали самый верный способ. Тихо, а я посмотрю там аккуратно. Шишкарь, давай со мной. А вы ждите, и блядь, вот без театра, без этой хуйни, ясно?»-

Мочегон продолжал скалиться, но молчал. Хренус вполголоса сказал подошедшему Шишкарю:

— «Только вот не в кусты, там неудобно и видно плохо, сбоку, вот, из травы посмотрим»-

Псы легли и ползком добрались до края травяных зарослей. Уже удаляясь от псов, Хренус краем уха услышал, как Жлоб жаловался Плевку:

— «Щеня, вот запомни, Щененька, что хрошь цена этому Хренусу, что вот задейссвует таких дебилов, таких отморозков в стае…»-

Хренус кислотно поморщился. Как же он устал идти на компромиссы, пропускать мимо ушей подобные замечания, выслушивать упрёки и угрозы. Как он устал вынужденно ставить себя в зависимость от сумасбродов, воров, лентяев, маниакальных личностей и прочего сброда, который впитывают в себя стаи, проходясь по грязным лужам. Но, к великому сожалению Серого Пса, без забиваний самого себя, без уступок невозможно было продержать стаю на плаву: иначе все разбегутся. Ведь такова была природа бродячих псов — авантюристская, оппортунистическая — урвать и бежать, спать там, где тепло и не бьют, подальше от глаз и палок. Если кто-то призревал эти простые принципы, то его ждал закономерный исход — скоропостижная смерть.

В стае же у псов был больший шанс найти себе пропитание и мнимое чувство товарищества, которое так важно в ситуации выживания. Именно поэтому вожаки стай и делали вынужденные подвижки.

Лес спонтанно отскочил назад, прервав речь автора, и открыл псам декорации фермы. Никто из них не мог и представить, что это зрелище произведёт столь сильное впечатление, особенно Хренус, который только избежал очередной волны паранормального испуга, удалившись от красного куста. Постройки фермы, сложенные из серых необработанных камней, выглядели как готический замок, перед которым остановился в благоговейном трепете странствующий рыцарь. От травянистого склона, с которого вели наблюдение псы, здания отделял большой яблоневый сад, по периметру огороженный решётчатым забором. Ни в одном из окон не горел свет, от всего пейзажа веяло ночной дремотой и покоем.

— «Так, а где тут эти клетки?»— Хренус внимательно водил глазами по всем частям фермы, прикидывая в голове оптимальный порядок действий.

— «Во-во, сразу за садом, перед домом, мелкие такие»-

— «И вправду, они»— Хренус опустил морду, некоторое время поразмыслив.

— «Так, пошли обратно»-

— «Хренус, почему ты так волнуешься? Вот помнишь в лесопарке дело было похлеще, но всё же нормально вышло в оконцовке! Ты даже тогда так не волновался!»— обеспокоенно приговорил Шишкарь, уставившись в спину Серого Пса.

— «Всё нормально, тебе кажется»— отстраненно проговорил Хренус. Только сейчас он заметил, насколько темнее стало вокруг.

— «Пройдет 13 часов, и вы обо всем забудете»— проговорил Фигура, только заметив возвращавшихся псов.

— «Ааа… это ты к чему?»— немного боязливо сказал Шишкарь. С этими словами ему передалась инфекция нервного состояния; ему самому стало казаться, будто происходит что-то не то.

— «Я так говорю, потому что… это просто мне нравится»— в этот момент морда Лиса приобрела невинно-сознающееся выражение, которое, впрочем, тут же исчезло.

— «Так»— Хренус обвел взглядом стаю — «Жлоб и ты… как тебя там… надевайте сумку, Шишкарь — будешь открывать и чистить клетки на пару с Мочегоном, я на стрёме буду стоять.

Взгляд логически завершенным образом остановился на Чернобуром Лисе.

— «Я буду на дальних рубежах, если вы не против»— прожурчал Фигура, и на его морде расцвела метастаза традиционной улыбки.

На фоне сплошной занавеси леса, где только редкие потрошённые верхушки давали намёк на деревья, Фигура был не виден, а, скорее, угадывался. Даже его глаза, казалось, всё больше приобретают блики темноты.

Прямо над лесом растекалось бурое марево, которое к центру своему становилось всё темнее — как будто небо прожигали с изнанки. Источник этого марева был неясен, псам были видны лишь его края оплывших фовистких форм. Но именно под это марево и исчезал Чернобурый Лис. Он не пятился, а как бы отъезжал на невидимой платформе в бездну пространства, образуемую ночной мглой — там облик Лиса постепенно размывался, входя в

КАМУФЛЯЖ

Дробь отчеканенных букв срикошетила от неизвестной плоскости и низошла осветительной бомбой (Люстрой парадного зала) над всей территорией фермы.

В ту же самою секунду, как Фигура полностью скрылся из вида, а сверху низошло произнесение, Хренусу показалось, что он понял, в чем заключается особенность его нынешнего состояния — он находится в некой под-реальности, где существуют странные слова, высказывания, мысли и образы, пролетающие без крыльев над лесом. Всё, что он слышал из ниоткуда в течение дня, все потусторонние страхи, возникавшие по пути сюда — всё это было обычными вещами и переживаниями в этой под-реальности, некоем органическом слое условий, пространства и времени. Как бы новые надстройки для всех органов чувств, дополнения и расширения, усовершенствовали восприятие Хренуса: он стал видеть дальше, слышать больше, чем другие псы, всё окружающее пространство было обогащено новыми деталями, до этого недостижимыми для Серого Пса. Нельзя сказать, что ему это нравилось. Скорее, ужасало.

Издалека, как будто бы по ту строну небосклона, зазвучал глухой звук ударов колокола. Завороженность псов, вызванная исчезновением Лиса, спала, но странным образом никто, как будто по взаимному сговору, не обмолвился об этом ни единым словом. Теперь все понимали, что внушительность фермы — это осознание того факта, что от неё зависит их выживание (Крепость стойко выдерживала натиск стихий).

Псы вошли в густые травы, покрывавшие склон. Их процессия теперь спускалась к изгороди, отгораживавшей яблоневый сад от леса. Проведя взглядом вдоль забора, добротно склоченного из серого штакетника, Хренус внезапно увидел свежий подкоп, сделанный сбежавшими кроликами. Всё складывалось, как удачное гадание — само собой.

— «Помоги-ка Шишкарь»— Хренус начал энергично разрывать подкоп. Всего через две минуты упорного рытья псы увеличили ход до достаточных размеров.

— «Фуух, блядь»— устало отвалился от ямы Хренус — «Ну, пошли»— и сам первый сунулся в лаз.

Как только Хренус попал внутрь сада, его в первую очередь поразила необыкновенная ухоженность последнего — на земле почти не было паданцев, а те, что там находились, явно упали за несколько ночных часов. Деревья были высажены непревзойденно симметричным образом, формируя аллеи и улицы целого яблочного города. Конец того плодового проспекта, на который вышел Пёс, упирался в прямоугольные коробки — искомые крольчатники (Комфортабельные минимальные жилые