– Правда? А какой? – проявила интерес Мариам, глядя на Жеку так, словно тот на ее глазах только что сотворил по крайней мере землю, солнце и небо. Кравец неопределенно взмахнул рукой: 

– Промежуток времени, через который яйца следует переворачивать. 

Семен бесшумно подошел к друзьям, рассевшимся в кружок на берегу. Опустился возле улыбающейся Дуни. Было и впрямь тепло, поэтому девчонки разделись. Все, кроме Мариам.

– Вот это да! – восхитилась она, поправляя на коленках трикотажное платье. Кравец скосил на девушку взгляд, улыбнулся и отодвинулся чуть подальше. Его маневр не прошел незамеченным. Мариам сникла, отвернулась и что есть силы вцепилась в циновку, на которой они сидели. У Семы сжалось сердце – до того ему было жаль эту девочку. 

– На самом деле программа сырая, – повторил Кравец, – но у нее миллион возможностей. Например, все Ромкины инкубаторы можно объединить в локальную сеть. 

– Только Ромкины? 

– Ну, почему только его? Можно и все на планете, – усмехнулся Женька. – Только в этом нет никакого смысла. А вот если речь идет об одном фермерском хозяйстве – другое дело. Вполне себе необходимая опция. Представляешь, Бык, как было бы круто с одного компа следить за всеми твоими инкубаторами? Собирать и анализировать информацию, просматривать всякие графики… 

– Какие графики? – заинтересовалась Караулова. 

– Да любые. Что там важно для разведения птиц? 

– Температура и влажность, – авторитетно заявил Бык и покраснел, когда их с Юлькой взгляды встретились. 

– Ну, вот. Можно собирать информацию по этим параметрам. И задавать нужные алгоритмы. 

– Да будь у меня такая возможность, я бы… я бы… – загорелся Бык, но поскольку Караулова сидела совсем уж близко, так и не сумел оформить свою мысль до конца. Семену показалось, что бедный Ромка и дышал через раз. Вот, как проняло парня. Даже завидно. 

– Ты бы что? – мягко улыбнулась Караулова, вышибая из Быкова дух. 

– Я бы так развернулся, что просто – ух! – просипел он. 

- И что бы ты сделал? Птичью фабрику? – заржал непонятно откуда взявшийся Сиваков. Ромка сник. Насупился. Смерил Митю нечитаемым взглядом из-под тяжело опущенных век.

– А если и птичью фабрику? Что в этом плохого? – встала на защиту Быка хрупкая Юлька. 

– Эй-эй, Караулова, полегче. Я ж ничего такого. 

– Вот и смотри мне, – грозно сощурилась та. 

– Да ладно, Юль. Забей, – прогудел Бык. И снова хотел отвернуться, но тут Юлька накрыла его размашистую ладонь своей маленькой ручкой, и бедный Ромка застыл, как окружающие их вековые скалы. 

– Ромка, дыши, – шепнул Семен, по-доброму посмеиваясь. Быков кивнул. Но так и не отмер. И только когда Юлька осторожно погладила его тонкими пальцами, зашевелился. Решительно перехватил ее ладонь и больше не отпустил. Семен, как зачарованный, наблюдал за тем, как невротично пульсирует жилка на Ромкином горле, как его большое крепкое тело мелко-мелко вибрирует от эмоций, будто у него внутри запустилась необратимая цепная реакция. Как неверие в его взгляде сменяется робкой надеждой, а та, в свою очередь, таким невозможным счастьем, что даже человеку, абсолютно к нему непричастному, становилось немного теплей. 

Семен откашлялся и отвернулся, потому что наблюдать за этим было даже как-то неловко. Словно его глазам по какой-то причине открылось что-то совершенно для них не предназначенное. Нащупав гладкий бок гальки, Семен что есть силы запустил камень в море и… встретился глазами с Дуней. Та полулежала, опираясь на локти, и так же, как он, внимательно следила за происходящим. Худенькая. И все такая же белокожая. Никакое солнце не способно было этого изменить. Скромный лазурного цвета купальник прикрывал несуществующую грудь, перекликаясь по цвету с голубыми реками вен, растекающихся по ее коже. Ноги у Дуни были длинные и по-жеребячьи худые. Скрестив их в щиколотках, она лениво шевелила пальцами. Проведя с ней бок о бок не один час, Семен уже знал, что она частенько так делает. Как знал и то, что всем другим оттенкам лака на круглых ноготках Дуня предпочитает нежно-розовый. Довольно часто, а в особенности тогда, когда втолковываемая Дуней тема была уж слишком нудной, Краснов залипал на ее пальцах. Их движение вгоняло его в необъяснимое медитативное состояние, которое странным образом наполняло покоем душу.

– Осторожней, блин! Куда ты прешься? – послышался недовольный голос Ветки. Семен старался на нее не смотреть. А тут по инерции повернулся. Как раз в тот момент, когда Сиваков закинул руку Вете на плечи: 

– К своей девушке, ясен пень. А что? 

– А то, что ты мне чуть все ноги не отдавил! 

– Чуть не считается, – заржал тот. – Ну, ты чего бесишься? Иди, я тебя пожалею! 

Митька дурашливо повалил Сандалову и, забравшись на нее сверху, крепко поцеловал. Семен закусил щеку. Так сильно, что уже очень скоро во рту появился металлический привкус крови. Зажмурился. Но алые всполохи ярости один черт вились перед глазами. Он резко встал. Хрен его знает, зачем. То ли вмазать этому уроду по морде, то ли просто уйти. Потому что Сиваков по большому счету был ни в чем не виноват. И если бы он на него напал, то это не имело бы никакого смысла. И объяснения.

– Семен! Семен, ты меня слышишь? 

Краснов резко открыл глаза. Проморгался. И постепенно из калейдоскопа пятен, рандомно кружащихся перед глазами, проступили черты Дуниного лица. В ее леденцовых глазах застыла тревога.

– Да, – прохрипел он. 

– В-все нормально? 

– Угу. 

Дуня кивнула болванчиком. Заправила за ухо выбившуюся из небрежно закрученного на макушке пучка рыжую прядь и быстро-быстро прошлась языком по губам, смачивая те, пересохшие от волнения.

Вот тогда он это и выкинул. В два шага преодолел разделяющее их пространство, подтолкнул Дуню к нагретой солнцем деревянной стене раздевалки и впервые коснулся губ. Те оказались удивительно сладкими на вкус. Нежными. Семен прошелся по ним языком, чувствуя, как этого становится мало. Обхватил ее лицо ладонями… Коснулся большим пальцем идеально гладкой щеки, поцеловал самый уголок шокированно приоткрывшегося рта. Провел шершавыми кончиками пальцев по шее, вниз. Снова поцеловал. Наверное, если бы Краснов в тот момент хоть чуть-чуть себя контролировал, он бы действовал совершенно иначе. Более сдержанно и неторопливо, растягивая удовольствие, но… Ведь в том-то и соль, что контроль помахал ему ручкой! Вот он и жадничал, мародёрил  буквально. Воровал то, что, может быть, сбитая с толку Дуня и не хотела бы ему дать. Не слыша ни улюлюканий одноклассников, ни их подначек, ни предупреждений.

– Молодой человек! – послышался строгий голос за спиной. 

– Отвали, – рыкнул Краснов, целиком и полностью сосредоточившись на горящем лихорадочным огнем лице Дуняши. 

– Это мой папа, – прошептала она. И снова, как в тот раз, облизала губы. Семен тряхнул головой. «Это мой папа…» Папа… Папа?!