— Мне так жаль, Лестер…

— Только не нужно меня жалеть. Что ты в этом понимаешь? Ты, с твоим жалким мышиным характером. Ты ничего не знаешь и никогда не узнаешь. — Он повысил голос: — И перестань смотреть на меня так, словно у меня умерли все родственники!

Вошел Роланд и стал переводить взгляд с одного на другую. Он увидел побледневшее лицо сестры и злые глаза друга.

Элиза упала в кресло. Она говорила себе, отчаянно пытаясь сдержать слезы: «Ему сейчас больно, его обидели, и он не может с этим справиться. Поэтому он обижает меня. В этом все дело».

Он продолжал тем же злым, жестким тоном:

— Просто меня бросила девушка, вот и все. Вокруг полно других женщин, и я могу вполне восполнить эту потерю. — Он встал перед ней. — Вот ты, например. Ты как-то укусила меня, на всю жизнь оставив метку. Почему бы мне не отплатить тебе тем же и не оставить шрам на твоем сердце?

Он схватил ее за руку, чтобы вытянуть из кресла, но она стала отбиваться.

Роланд остановил его, умоляюще проговорив:

— Лестер, приятель…

Тот оставил Элизу и упал в другое кресло, прикрыв глаза рукой.

Девушка смотрела на него с таким всепоглощающим состраданием, что оно вытянуло из нее жизненную энергию и оставило ее слабой и безвольной. Всем своим существом она хотела утешить его… У нее закружилась голова от силы этого чувства, но оно прошло, и ей стало страшно при мысли о том, что оно значило.

Брат выдворил ее из комнаты.

— Но, Роланд… — мягко запротестовала она.

— О, да пусть остается, — проворчал Лестер. — Не бойся, я ее не трону. С этого момента женщины для меня — это чистый яд, строго запрещенный к применению в любом виде и форме.

Роланд многозначительно сказал:

— Элиза, ты поставила чайник. Не заваришь ли нам чаю?

Войдя на кухню, девушка поняла, что шатается. С трудом она взяла себя в руки и приготовила напиток. Роланд отнес две чашки в гостиную. Еще одну Элиза подала отцу, а свою выпила у себя в комнате. Некоторое время спустя она услышала, как за Лестером закрылась входная дверь.

На следующее утро, когда Элиза пришла в магазин, Клара была там одна.

— Привет, жизнерадостно сказала она. — Только что звонил мистер Поллард, сказал, что едет в другой магазин на встречу с торговым представителем. Так что ты остаешься за главного.

Ничего хуже этого поручения и придумать было нельзя. Элиза плохо спала, и, даже когда ей удалось задремать, во сне ее преследовало лицо Лестера, унылое и несчастное. Неужели он действительно настолько любил Нину, этого ребенка? Или просто его гордость была сильно уязвлена тем, что она его отвергла?

Элиза вошла в кабинет, повесила свое пальто и сняла чехол с пишущей машинки. Она печатала до того времени, когда пришла пора пить кофе, и оставила Клару обслуживать тех нескольких посетителей, которые заглянули в магазин.

А когда Элиза мыла кофейные чашки в маленькой кухне позади магазина, она услышала, как какая-то женщина разговаривает с Кларой возбужденным голосом. Оставив посуду сушиться, она подошла к двери кабинета и прислушалась. То, что она услышала настолько ее поразило, что она немедленно вошла в торговый зал.

Посетительница повернулась к ней.

— Какой ужас, — сказала она. — Вы слышали — они прямо сейчас собираются вырубить лес в Дауэс-Холл!

Элиза побледнела:

— Откуда вы знаете?

— Я живу совсем рядом, — пояснила посетительница. — Они там так шумят и развернули такую деятельность, что только глухой их не услышит. И безо всяких предупреждений. Ведь вчера очень много людей собралось на митинг протеста, да?

— Я тоже была там, — сказала Элиза и добавила: — Кажется, никакого проку от этого нет…

— Это все старый Альфред Кингс. Подлому старикану никак нельзя доверять, — отрезала женщина, забирая покупку и принимая сдачу, протянутую ей Кларой.

— Могу догадаться, почему он так сделал, — заметила Клара. — Чтобы избежать всяких затруднений с адвокатами и все такое. Ведь мистер Поллард сказал, что попытается заставить суд выдать запрещение, чтобы строительство не причинило никакого ущерба общественной собственности.

— Хитрый старый дьявол, — фыркнула женщина, выходя за дверь. — Уж он-то всегда придумает какой-нибудь обходной путь.

Клара посмотрела на Элизу.

— Не надо так расстраиваться! Это еще не конец света, даже если они и срубят несколько деревьев.

Элиза покачала головой. Она не могла бы объяснить даже Кларе, к которой успела проникнуться доверием, что для нее означала новость о вырубке деревьев.

— Эта женщина могла ошибиться, — успокаивающе предположила Клара. — Она ведь просто слышала шум.

— Хотела бы я, чтобы ты была права, но что-то мне подсказывает, что это не так. Если бы ты только видела, в каком настроении был вчера Лестер Кингс… — Она покачала головой. — Сейчас он способен на все, что угодно… — Она чуть не добавила: «Даже на убийство», но сдержалась.

— Расскажи поподробнее, — попросила заинтригованная Клара.

— Ну, даже не знаю, имею ли я право тебе говорить, но главное — никому не рассказывай. — Клара торжественно пообещала, что не расскажет. — Вчера вечером он говорил по телефону со своей невестой, и она разорвала помолвку.

Тень скользнула по лицу Клары, будто история чужих страданий всколыхнула в ней память о собственной утраченной любви.

— Тогда я понимаю, как он сейчас себя чувствует, — тихо пробормотала она.

Но Элиза видела все это в другом свете. Она вспоминала только его дикие жестокие слова, его отказ от всех женщин на свете, пренебрежение ее сочувствием. Она не могла быть так великодушна к нему, как Клара, во всяком случае не сейчас, когда он хладнокровно и беспощадно уничтожал лес, который с детства был частью ее жизни и с которым было связано столько памятных событий беспечных летних дней.

В обеденный перерыв Клара предложила:

— Ты иди, Элиза. Я же вижу, ты никак не можешь перестать думать об этом лесе, я побуду здесь, пока не приедет мистер Поллард.

Элиза благодарно улыбнулась ей и пошла. Она шагала торопливо, сердце ее колотилось от быстрой ходьбы и беспокойства. Она пересекла железнодорожную линию и, уже когда взбиралась на холм, услышала тот шум, о котором говорила женщина в магазине. Раздавался вой механизмов, гудели моторы грузовиков, люди пытались перекричать рев машин. Она миновала развалины старого дома и подошла к лесу.

Послышалась целая серия криков, глухой стон, как будто кто-то умирал, и треск и раскалывания. Огромный ствол, прорезав воздух, рухнул на землю и слегка подпрыгнул, как тело, упавшее с большой высоты. Рухнул и остался лежать на месте, поверженный и мертвый. Элиза вцепилась в свой шарф сведенными судорогой пальцами, глаза уставились в одну точку, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Поблизости, растянувшись на земле, лежали еще два гиганта, им уже нельзя было помочь, они были подрублены под самый корень, и только короткие пни показывали, где они стояли раньше. Были и молодые деревца, вырванные динамитом из земли целиком, и их корни беспомощно торчали вверх, как молящая рука, взывающая к спасению.