Нет, не случайно судьба столкнула его с Иришкой, совсем не случайно. Сергей был уверен, что именно Ира – его настоящая половинка. И поэтому ему не было важно, красива ли она, или только симпатична, или даже не слишком симпатична. Она была мила, бесконечно мила, и только это было главным. Сергей искренне недоумевал, когда супруга вдруг надумала подвергнуть себя жутким, на его взгляд, страданиям ради мифического омоложения. Если честно и откровенно, он даже и не заметил особых перемен в ее внешности после вмешательства хирургов. Единственная существенная разница была в прическах – раньше у Иришки были волосы до плеч и по утрам они бывали слегка запутаны. Теперь же Ира носила очень короткую стрижку, и, едва проснувшись, бывала похожа на перепуганного воробышка: волосы во время сна заламывались на одну сторону и торчали в полнейшем хаотическом беспорядке. Впрочем, отторжения у Сергея эта прическа не вызывала, скорее, благодаря ей он испытывал к жене еще более нежные чувства, как к вечному ребенку. Иногда он представлял, как было бы забавно, если бы в таком виде ее увидели на работе, и весело улыбался своим мыслям: строгая начальница в образе ощипанного воробья! Он знал, что Иришка у него самая разумная, самая образованная, что справится с любым, самым сложным заданием, знал и гордился этим, но все-таки никак не мог представить ее в роли строгого заместителя генерального директора строительного треста. Какая же она строгая, какая же она заместитель директора, ведь это просто его жена, его Иришка. Его милая, невзрослеющая девочка…

* * *

Вадим вычерчивал очередной график. На работе не успел, вернее, сделал лишь компьютерную версию, но на стандартном формате А4 график выглядел не слишком впечатляюще, а потому пришлось взять работу на дом. Ведь на десять часов утра у него была назначена аудиенция у Русаковой, а прийти к ней недостаточно подготовленным Вадим никак не мог себе позволить.

Из-под фломастера выходила четкая фиолетовая линия, показывающая, как за прошедший квартал изменился процент продажи элитного жилья, построенного их трестом. После этого Вадим начал рисовать малиновую линию, обозначающую предположительный рост на будущий квартал при условии, если будет принят к работе его проект рекламы. С этой линией было сложнее, ведь процент только ожидался, а потому рисовать его следовало не сплошной линией, а пунктиром. Но как попало рисовать пунктир Вадим не мог – с детства был приучен делать все на совесть, выверено и четко, а потому вырисовывал штрихи по линеечке: пятнадцать миллиметров сплошная линия, три с половиной миллиметра разрыв, и снова пятнадцать миллиметров сплошной линии. Можно было бы сделать разрывы побольше, можно было даже сделать их равными штриху, но в целом линия не выглядела бы тогда столь эффектно и стильно. Конечно, он еще столкнется с трудностями, когда начнет накладывать тень на пунктирные штрихи, ведь в три с половиной миллиметра разрыва ее сложно будет убедительно врисовать, зато эффект обещал был достойным, а именно это и было главным – произведенный эффект.

Вадим получил образцовое воспитание. Папа, Николай Вадимович, – высший офицер, как сам себя любил именовать (не полковник, не генерал-майор, которым стал восемь лет назад, а именно высший офицер, причем ударение ставилось на слово «высший»). Отсюда – четкость действий и ответственность за принятые решения, исполнительность и обязательность. Мама… Мама. От мамы он получил, пожалуй, большую половину качеств, нежели от отца.

Мама была Черкасовой, как Вадим и отец. Официально выйдя замуж, она взяла фамилию мужа. Девичья же ее фамилия – Видовская. Знакомая фамилия? Да-да, человек с хорошей памятью тут же вспомнит хорошенькую блондиночку, томным голосом напевающую «Зеленые листья, как изумруд, в солнечном свете сияют». Да, все верно: Паулина Видовская, та самая Видовская – его мама. Со всеми вытекающими обстоятельствами.

Паулина с детства двигалась к цели, а целью себе она назначила ни много ни мало – Музыкальный Олимп. Да, именно так. С большой буквы, с большим пафосом: Музыкальный Олимп.

Не ребенок – чистая куколка, белокурый ангелочек. Вдобавок к очаровательному личику девочка обладала еще и вполне неплохим голосочком. А потому с раннего детства ей отводилась роль украшения семейных праздников: в разгар вечеринки, как водится, родители выставляли в центре гостиной табуретку, на которую торжественно ставили свое белокурое сокровище, и тихо рдели от гордости, когда подвыпившие гости восторженно аплодировали юной певунье.

В школе с самого первого класса Паулина участвовала в художественной самодеятельности, уделяя этой сфере гораздо больше внимания, нежели непосредственно учебе. Родители не возражали – ребенок действительно добивался некоторых успехов на этом поприще, так зачем же отрывать ее от любимого занятия, сулившего в скором будущем славу и существенное материальное подспорье, ради сомнительного счастья в подробностях узнать тонкости вегетативного размножения многолетних растений.

Единственное, на чем настаивали родители, так это на том, чтобы Паулина не пропускала занятия в музыкальной школе. Во-первых, школа эта не была, как общеобразовательная, бесплатной, и родителям приходилось выкладывать за нее двадцать пять очень нелишних рублей семейного бюджета ежемесячно, а во-вторых, как раз музыка ей в жизни очень пригодится, а потому учиться ей Паулина должна на совесть.

После десятилетки Паулине была одна дорога – в консерваторию. Нельзя сказать, что она поступила туда с легкостью – отнюдь. Оказалось, не одна она была наделена от природы некоторыми музыкальными способностями. Однако к тому времени Паулина обладала несметным количеством почетных грамот и кое-каких наград городского и областного уровня, что в некотором роде, в конце концов, сыграло ей на руку, и девочка таки стала студенткой консерватории.

Правда, отличницей ей стать не удалось: в консерватории простенькие песенки а-ля «Оранжевое небо» не котировались, более того, были откровенно запрещены, и студентов учили «прекрасному, мудрому, вечному», то есть классической музыке. Тут вкусы студентки и ее преподавателей диаметрально расходились: Паулина терпеть не могла всяческие «Подорожные», там где «Веселится и ликует весь народ», потому что «Поезд мчииии-тся, мчится поооо-езд, мчится поооооооооооо-езд».

К счастью для Паулины, ее заметили на одном из капустников в родной консерватории, и пригласили выступить в сборном концерте. Симпатичную девчушку зритель принял с благосклонностью, а потому приглашать ее стали все чаще. Руководству консерватории это совсем не понравилось, и Паулина вынуждена была уйти в академический отпуск. Впрочем, неприятности в альма-матер девушку не напугали: теперь она могла позволить себе полностью отдаться любимому жанру эстрадной песни без боязни накликать гнев преподавателей. И постепенно зритель всего Советского Союза запомнил имя хорошенькой певички: Паулина Видовская.

Карьера юной артистки эстрады поднималась по спирали: не слишком круто, но зато только в гору. Появилось море поклонников. Стоит ли говорить, что слава очень легко вскружила голову юной певичке. Чуть не каждый вечер ее приглашали то в ресторан, то на вечеринку. И везде поклонники, цветы, шампанское. А шампанское такое вкусное, такое колючее, и так легко, так весело становилось после пары-тройки фужеров…