головой в сторону моей восьминогой зверушки, и Чудик с оглушительным визгом взмыл в воздух, растопырив все свои конечности.

— Ах ты блохастая мразь... — проговорил я, и, оставив себе оружие, со всей силы швырнул в Гарма тяжелые ножны.

Те угодили псу по спине.

Гарм обернулся на меня. Шерсть на его холке встала дыбом. Ощерив острые желтые клыки, он медленно двинулся в мою сторону, отвлекаясь от живой игрушки.

— Давай, иди сюда, ублюдок! — крикнул я, стараясь занять максимально устойчивое положение. — Ника, беги!..

Ну что, братцы стражники, будете так же невозмутимо наблюдать, как тварь человека жрет? Или все-таки вмешаетесь?

Одним прыжком Гарм очутился в шаге от меня.

Я успел полоснуть его мечом только один раз. Потом он бросился мне на грудь, и я повалился на спину, едва успев сунуть завернутую в плащ руку ему в глотку.

Зверь зарычал, роняя слюну мне на лицо. Его бешеные глаза вперились в меня, и я увидел, как в глубине собачьих зрачков засверкало пламя.

А в следующее мгновение гигантский пес вдруг завизжал, как обиженный щенок.

Воспользовавшись мгновением, я выскользнул из-под его туши.

Под руку меня подхватил появившийся невесть откуда Гермес, помогая подняться.

А над Гармом, прижимая гиганта за шкирку к земле, склонилась красивая женщина в зеленом платье.

Ее иссиня-черные гладкие волосы спускались до пояса, на ремне поверх тонкой и длинной юбки блестели ножны.

Монстр завизжал так, будто ему вскрывали брюхо. Он бился и дергался, но нежная с виду ручка держала его так крепко, что у чудовища не было шансов.

Женщина придавила его сверху коленом, и пес затих.

— Вот так, малыш, — ласково проговорила она, свободной рукой поглаживая косматую шерсть. — Хороший пес. Хороший! Спокойно, мальчик. Все хорошо...

Женщина обернулась ко мне. И улыбнулась.

— А ты смелый. И безумный к тому же. Хорошее сочетание...

На мгновенье я даже забыл, что мне на самом деле просто пипец как больно.

Я не знал, кто передо мной. Понимал, что какая-то богиня. И что силушки в ней, как в трех богатырях вместе взятых. Но, черт возьми, она была хороша!

В ее красоте не было той изумительной гармонии и правильности, как у Фортуны, или вызывающей сексуальности худой Флоры, или кукольной милоты Ники. Наоборот, это было очень живое, даже в чем-то неправильное лицо — тонкий нос с горбинкой, гордый подбородок, высокий лоб, яркие темные брови, небольшие глаза и крупный, четко очерченный рот. И маленький шрам на правой скуле. В ее чертах было что-то необъяснимо притягательное, будоражащее. Такое лицо увидишь один раз и на всю жизнь запомнишь.

Женщина поднялась, отпуская пса. Тот неспешно встал, отряхнулся всей тушей.

И тут откуда-то из-под фонаря, звонко тявкая, на своего обидчика снова бросился очухавшийся Чудик.

— Ко мне, ко мне! — поспешно крикнул я, искренне удивляясь, как после такого полета он вообще еще дышать может, не то чтобы гавкать и на кого-то нападать.

И в этот раз зверек меня услышал!

Пыхтя и попискивая от удовольствия, он вскарабкался по моей одежде прямо на руки, и принялся нагло облизывать мне подбородок. А я так обрадовался, что мой арахнинский терьер выжил, что даже не стал отбиваться.

— Чучело ты мое!.. — проговорил я, поглаживая Чудика.

Взгляд красавицы-богини остановился на моем питомце.

— Кто это? Что это за существо?.. — с интересом проговорила она, приблизившись ко мне.

— Это Чудик, — ответил я.

— Ну, это я и сама вижу, — улыбнулась женщина. — Но что он такое?

— Моя ищейка, — с гордостью ответил я. — Сам создал. Так что определить его вид слегка проблематично...

— А мне такую же сделаешь? — в лоб спросила она. — Только мне побольше нужно. И знаешь, морду бы не панды, а гризли. Сможешь?

— Э-ээ... Не уверен... , — честно ответил я.

— Жаль! — расстроилась богиня. — Гермес, а ты передай Одину, пусть теперь тылы щитом прикрывает, когда спит, а то мало ли, — насмешливо сказала она. — Я своих собак на цепи не держу.

Она величественно ему кивнула, весело подмигнула мне и, по-охотничьи свистнув Гарму, взмахом руки открыла свой собственный портал. Он выглядел, как мерцающий ядовито-зеленый овал.

И они оба тут же туда вошли — красавица и подчиненное чудовище.

Когда свет портала рассеялся, я спросил у Гермеса, кто это был.

— Великая королева войны, неистовая Морриган, — мрачно ответил Гермес.

— Красивая, — только и смог я сказать.

— Страшная, — тихо возразил Гермес. — Только снаружи это не всегда заметно.

Тут мне на шею прилетела Ника, неловко толкнув мою больную ногу. Я снова взвыл.

Стражники поспешили к нам — сгорая то ли от чистосердечного порыва излить на нас свою внезапную доброту, то ли от любопытства.

Они почтительно кланялись вестнику богов и плели какую-то высокопарную чушь, от которой, похоже, у моего покровителя челюсти сводило оскоминой.

По крайней мене, у меня точно сводило.

На улицу тут же высыпали зеваки, до сих пор толпившиеся у своих окон. И пока нас пытались мучить расспросами, какая-то миловидная девушка, заливаясь краской смущения, все повторяла, что я невероятный герой.

Ага. Я. Герой. Правда, псину придохлила брюнетка в зеленом платье, которую привел парень в золотых сандалиях. А герой, само собой, я.

Ну-ну.

— Спасибо тебе, — сказал я, наконец, Гермесу, сообразив, что так и не поблагодарил его за помощь.

— Я бы хотел ответить, что, мол, всегда пожалуйста и обращайся еще, но, пожалуй, воздержусь, — проговорил бог.

Он вдруг громко хлопнул в ладоши. В то же мгновение перед глазами стало темно, будто кто-то выключил трансляцию улицы. Ника вскрикнула, еще сильнее вцепляясь в меня.

А через секунду мы с ней очутились в огромном святилище. На подсвечниках, расставленных вдоль серых стен, таинственно подрагивали огоньки оплавившихся свеч. Высокий купол уходил в темноту. А в самом центре возвышалась здоровенная белая статуя Гермеса — в тоге и той самой дурацкой шапочке с крылышками. Перед статуей на полу был большой поднос, на котором лежали потемневшие жертвенные монеты.

А позади мраморной фигуры стоял игорный стол и мягкие кресла — пропыленные и не очень новые.

— Да идить твою мать, ну ни дня без приключений! — выругался я. — Что ж такое, почему все вечно через задницу!

А ведь я просто хотел домой. Может, в конце концов, человек со сломанной ногой мечтать очутиться в