class="p1">— Тогда отправляйся на занятия, — велел князь. — О Сердцах пустоты и Кенши-умбра мы поговорим позже. Кстати, если хочешь, я могу оставить ликорис в твоей лаборатории. Изучи его и сожги, о результатах доложи мне.

— Хорошо. — Кивнул Волховский. — Оставь цветок на верстаке.

— Оставлю, — согласился князь.

Волховский покинул обеденный зал, переоделся в студенческую форму, и вышел через парадный вход, у которого ожидал кортеж. Всю дорогу к зданию института он глядел в окно, провожал взглядом погасшие рекламные вывески, и думал над встречей: «новая война — звучит серьёзно. Кто бы мог подумать, что причиной глобального противостояния способен стать невзрачный ликорис?»

Сигнал смартфона вырвал Волховского из размышлений, когда кортеж был неподалёку от института. Он ткнул пальцем по иконке мессенджера, и прочёл короткое сообщение от Попова: «Помоги. Я в раздевалке».

Что там ещё стряслось? У Попова семь пятниц на неделе.

Кортеж остановился у главного входа, Волховский попрощался с дружинником, и поспешил в раздевалку.

В раздевалке института не было камер видеонаблюдения. Ранее добродушный ректорат установил их даже в душевой. Однако студентов подобный тоталитаризм не устраивал, так что они, благодаря разнообразной магии мечей, терпеливо уничтожали очи большого брата. То поджигали, то с помощью магии воды затапливали помещение до потолка, чтобы вызвать короткое замыкание, то пролезали внутрь неведимками и банально резали провода. Так до тех пор, пока ректорат не устал с этим бороться.

Потому раздевалка осталась мёртвой зоной. Там студенты устраивали внегласные разборки, выясняли отношения, и продавали друг другу исключительно аристократические наркотики, которые простолюдины в жизни бы себе позволить не смогли. Если Попов просил помощи именно оттуда, то наверняка во что-то влип.

Волховский напрягся, когда услышал за дверью грохот шкафчика и Растеряевскую ругань: «а что ты скажешь теперь, а, жиртрест? Теперь не такой смелый?»

— Когда твой папаша драл твою мамашу, она была увешана алмазами так же безвкусно, как твоя железяка? — огрызнулся Попов, когда Волховский вошёл внутрь.

— Мерзкая тварь! — Растеряев ударил Попова коленом в живот, тот крякнул, и кулем осел на пол у шкафчика. — Я научу тебя разговаривать со знатными людьми!

— Что здесь происходит? — Волховский положил ладонь на рукоятку катаны. — Лучше отойдите от него. Посмеете ударить его ещё раз, и я буду принимать меры.

— О-о-о! — Растеряев театрально развёл руки. — Глядите, кто явился! Попов решил натравить на меня своего ручного пса! А знаешь что, Волховский? Если ты хочешь драки, я тебе её устрою. Прямо здесь.

— Ваша наглость в линейной зависимости с вашей тупостью, — надменно произнёс Волховский. — Магия огня в тесном помещении скорее убьёт вас, чем меня. Впрочем, вы всегда были кандидатом на премию Дарвина, потому препятствовать не стану, Николай Валентинович.

Волховский не собирался разбираться, кто виноват. У него был жёсткий принцип — заступаться за друзей в любой ситуации, и особенно заступаться за Попова, ведь тот в своё время впрягался за Волховского без раздумий.

Категорически не хотелось вступать с Растеряевым в серьёзную перепалку, ведь были полезные дела, на которые можно потратить время. Но при всей своей неприязни к насилию Волховский осознавал — в этой ситуации его было необходимо применить, чтобы поставить Растярева на место. «Друзей нужно защищать, даже если тебе не нравится делать кому-то больно», — княжич вспомнил наставления отца, и наполнился решимостью.

Глава 5

— Плебейские драки не красят дворян, — Волховский решил надавить Растеряеву на гордость. — Но если хотите, можете сделать первый шаг, и я с удовольствием отвечу вам взаимностью.

— Дуэль захотел? Где и когда? — Нахмурился Растеряев, а потом стукнул кулаком по шкафчику, и добавил: — Мне плевать, как смешать тебя с дерьмом, княжеский сынуля. Хоть в балаганном кулачном бою, хоть в дуэли.

— Я оставлю за собой право выбора места и условий, как оскорблённая сторона, — ответил Волховский. — И, как инициатор, имею стойкое желание предложить вам ставку вместо битвы насмерть, чтобы вы не скучали.

— Ставку? — спросил Растеряев с подозрением. — Какую ещё ставку? Тебе собственной чести не хватает?

— Уверен, вы бы предпочли меня убить, — произнёс Волховский. — Однако вы можете нанести мне оскорбление, с которым смирится не каждый дворянин.

— Предпочёл бы убить. Боишься рубиться насмерть? — Растеряев презрительно усмехнулся. — Трус.

— Вам разве не хочется, чтобы катана-умбра висела на стене в ваших покоях? — спокойно ответил Волховский. — В коллекции она будет неплохо смотреться, а я буду при этом жить, и думать о ней.

Волховский был уверен, что он клюнет. Забрать имущество убиенного правила дуэли не позволяли, и схватки на имущество проводились только по Духовному договору. О привычке Растеряева коллекционировать мечи поверженных противников знал весь институт. Он был готов на всё, чтобы унизить человека, который его хоть в чём-то превосходил.

— А ты умеешь заинтриговать, — Растеряев не удержался от улыбки. — Но всё ведь не так просто, верно?

— Верно. — Кивнул Волховский, достал смартфон, и отправил Растеряеву вызов на дуэль через «Дуэлянта». — Если проиграете, ваша шпага станет моей. Вы же не против?

— Стервец, — сказал Растеряев, и фыркнул. — Знай, что ты сам подписал себе приговор. Ведь во время дуэли я могу не сдерживаться.

— Как вам угодно, — ответил Волховский. — Я готов принять смерть, если вы вдруг решите нарушить правила и биться до летального исхода. Меня не сильно интересуют последствия. Пусть будет так, как будет.

— Если я публично лишу тебя гордости вашей семьи, золотого ключика, который открыл перед вами все двери, это будет хуже смерти, — злорадствовал Растеряев. — Ты не представляешь, на что подписался, кретин.

Растеряев был вне себя от радости. Он множество раз пытался спровоцировать Волховского на дуэль, но тот либо эффектно парировал оскорбления, либо ускользал. А всего-то стоило создать повод докопаться до Попова, отпинать его в раздевалке, и вуаля — Волховский сам загнал себя в ловушку.

«Уж теперь я как следует отыграюсь на этой скотине! — мысленно ликовал Растеряев. — Теперь все признают превосходство Растеряевых над Волховскими! Все признают моё превосходство! Нужно лишь победить!».

— Тогда ожидайте, барон. — Волховский кивнул. — Мой секундант сообщит вам место и время. Спешу обрадовать, что я не буду тянуть долго.

— Чем скорее, тем лучше, — произнёс Растеряев, и толкнул Волховского плечом, когда направился к выходу. — Сам виноват, что напросился. Теперь, если струсишь, твоя фамилия будет опозорена на весь институт.

— С нетерпением ожидаю встречи, — вежливо ответил Волховский. — Извольте убраться отсюда, пока я не начал дуэль раньше времени.

— А ты начнёшь? — Растеряев обернулся, и дерзко взялся за рукоять шпаги.

— Начну. — Волховский на сантиметр оголил клинок катаны. — Можете не сомневаться. И если вы позволите себе лишнего, то умрёте быстрее, чем сможете это осознать. Давайте будем вести себя как благородные люди?

— Г-гадёныш. Ещё посмотрим, кто