Растеряев покинул раздевалку, и хлопнул дверью.

— Ты с ума сошёл? — вскинулся Попов, но тут же схватился за живот, и зажмурился от боли. — Замечательно. Просто чудесно, мать вашу. Тебе не кажется, что забиваться на дуэль с перспективой летального исхода из-за мелкой перепалки — идиотизм? Какого дьявола ты из-за меня подставился? Стал помешанным на чести, как японцы?

— Растеряев поступил недопустимо, — уверенно ответил Волховский. — Я безразличен к сплетням о себе, однако нападки на людей из близкого окружения прощать уже нельзя.

— Тебе ли не чхать? — Попов страдальчески сморщился. — Я вот уже давно плюнул на общественное мнение.

— Зато ты не плевал, когда заступался за меня в младших классах, — ответил Волховский. — Я намерен отплатить тебе тем же.

— Больной ты человек, Волховский! — Попов покачал головой, и изобразил лицом недоумение. — Одно дело драки со школьными задирами, а другое — полноценная дуэль, в которой ты не только можешь сдохнуть, но и проиграть катану! Это же семейная реликвия!

— Зато я могу выиграть шпагу Растеряева. — Волховский покосился на Попова. — И это будет для него настолько страшным унижением, что он забудет лезть и к тебе, и ко мне. И я не проиграю.

— Или он будет мстить, — разумно предположил Попов. — Это может привести к родовому конфликту.

— Я знаю, — ответил Волховский. — Но давно пора дать им достойный отпор, и в защите чести друга я вижу уважительную причину.

— Я должен сам защищать свою честь, — возразил Попов. — И защитил бы, если бы мне не было насрать на неё. Зря ты из-за меня подставился.

— А я считаю, что нет.

— Чёрт с тобой. — Отмахнулся Попов. — Делай что хочешь, но тогда за мной должок.

— Ты ничего мне не должен.

Волховский выбрал знакомое место для проведения боя, и ближайшее время — длинную перемену. Попов написал об этом Растеряеву в личных сообщениях. Вскоре с Волховским через социальные сети связался секундант Растеряева, который, по правилам, должен был попытаться их примирить. Все понимали, что драться никто не откажется, потому лишь соблюдали формальности.

Приложение «Дуэлянт» было популярным среди дворян, так что к длинной перемене о дуэли знали все, даже преподаватели. Инструктор по фехтованию явился на тренировочную площадку одним из первых, чтобы раскинуть защитное поле, но более мощное. В целом, конечно, отцы не поощряли дуэли между сыновьями, потому что в политическом плане «Дуэлянта» можно было использовать более чем эффективно. Однако Царя-Императора совсем не смущали дуэли. Напротив, он считал, что его подопечные должны быть сильными и смелыми, должны не бояться смерти, потому запрет на подобные схватки был негласным.

Естественно, трибуны вновь ломились от зрителей. К тому же, в этот раз бой должен был получиться по-настоящему зрелищным и без поблажек. Волховский и Растеряев встали на привычные места, где всегда проводились спарринги. Попов и секундант из свиты Растеряева тоже присутствовали. Секундант Растеряева обратился к Волховскому:

— Вы готовы дать духовную клятву выполнить условия дуэли? — Секундант раскрыл ладонь, над которой вспыхнула проекция духовного контракта. — Ваш меч против меча барона Растеряева, которыми стороны после завершения сделки могут распоряжаться по своему усмотрению.

— Готов. — Волховский кивнул, и ткнул пальцем в строчку подписи, оставив инициалы.

— Контракт вступил в силу.

Попов проговорил Растеряеву те же фразы, и Растеряев оставил подпись неохотно. Ему очень хотелось сжульничать в случае проигрыша, хотелось не отдавать шпагу, однако духовный контракт обязывал выполнить условия дуэли. В противном случае нарушитель будет испытывать нестерпимую боль до тех пор, пока не поступит честно.

— К барьеру! — скомандовали секунданты, когда удалились на безопасное расстояние, и спрятались за защитным полем.

Пока Волховский шагами отмерял положенную дистанцию, Попов не отрывал от него взгляда, и надеялся, что все закончится благополучно. Такого страха Попову ещё не приходилось испытывать. Он был готов стерпеть что угодно в свой адрес, ему было плевать, что он опозорился, когда позволил Волховскому за себя заступиться. Его страшила лишь вероятная смерть близкого друга.

«Какой же я трус! — Попов до побеления костяшек стиснул кулаки. — Я должен был взять этот удар на себя!»

Растеряев не был бы Растеряевым, если бы не атаковал раньше времени. К тому же, правила не запрещали ударить в спину на пути к барьеру, однако подобной уловкой пользовались только неопытные новички с неокрепшей психикой.

Волховский чувствовал себя уверенно, был холоден будто лёд, а Растеряев взревел, взмахнул мечом в развороте, и попытался сжечь Волховского огненным веером. Однако Волховский догадывался, что всё так обернётся. Догадывался, что враг решит использовать дистанционные атаки.

Гравитация рассеяла пламя по поверхности тренировочной площадки ещё до того, как Волховский воткнул меч в землю. Укол получился настолько сильным, что у ног Растеряева возникла трещина, а вокруг Волховского ударная волна подняла облако пыли. Лавочки под зрителями дрогнули, в толпе почувствовалось волнение, некоторые не на шутку испугались.

А ведь Волховский совсем не бил всерьёз, хотя даже удар в двадцать процентов мощности позволил свести атаку Растеряева на нет. «Отец был прав, — подумал Волховский. — Главное, случайно не размазать врага в лепёшку». Волховский глядел на оппонента серьёзно, слегка зловеще, и у Растеряева душа в пятки ушла.

Растеряев всё понял, и сразу. Ему было не победить, как бы он ни старался. Насколько же глупой и наивной была мысль заполучить катану-умбра. Насколько глупо было надеяться победить того, в чьих руках меч, способный уничтожить город за считанные секунды.

— Вы сдаётесь, барон? — поинтересовался княжич, вытянул меч из земли, и резким взмахом разогнал облако пыли. — Иначе бой может зайти слишком далеко.

— Чёрта с два я перед тобой прогнусь, сучий потрох! — крикнул Растеряев, и от злобы стал молотить по Волховскому всем, что ему удавалось вспомнить. — Твой меч будет моим! Я тебя уничтожу! Унижу! Спалю живьём! Ты будешь умолять меня о пощаде! Получи! Получи!

Пыль заполнила купол доверху. Внутри вспыхивало, грохотало, основание трибун треснуло. Растеряев надеялся, что сможет провести успешную атаку в условиях ограниченной видимости. Он затих, и украдкой перемещался вокруг места, где Волховский показывался последний раз.

Когда в пыльной завесе возник едва заметный силуэт, Растеряев ударил изо всех сил, использовал огненный шторм, от чего в куполе полыхнуло, будто в гирлянде. Пламя не гасло ещё какое-то время, Растеряев уже было хотел порадоваться победе, да вот только Волховский был недосягаем для атак.

Поскольку ограничений по силе не было, Волховский принял защитную боевую стойку кокуцу-дати, и окружил себя гравитационной сферой, которую объяло пламенем. Сквозь неё не мог просочиться ни жар, ни угарный газ, однако в ней был ограниченный запас воздуха. Это стало ясно, когда дыхание Волховского стало менее глубоким — он экономил кислород.

— Я тебя