Тег оценивающе взглянул на бывшего друга, перешедшего в разряд слуг. Выглядеть тот стал гораздо импозантнее, чем при первой их встрече: налитой такой, не разреженный уже, плотненький.

«На вопрос ответь», — спросил строго. Хозяйничать, так хозяйничать. А что? Тегу нравилось. Чувствовал он себя прекрасно.

«Про тело? Конечно-конечно… Помню я его, как же. Но вот… вроде бы как не со мной это уже было. Может, время наконец пришло его забыть и…»

«… стать стражем?» — закончил за него Тег, начавший что-то понимать во взаимосвязи случившихся событий. — «А дальше что?»

«Дальше?» — чистильщик помедлили с ответом. — «Ох, что уж тут утаивать… Тем более, и сам толком не знаю, что там дальше со мной может статься, не на том я уровне. Но говорят…»

«Стоп», — перебил его Тег. — «Кто говорит?»

«Молва наша. Фольклор, так сказать».

«Чего-чего? Фольклор?»

«Да-да, именно. Сказки разные. Мы, чистильщики, на этом уровне давненько ведь уже обитаем, по земным меркам даже и не сказать, сколько. Мерки-то ведь здесь другие. А знание сразу к тому переходит, кто здесь оказывается».

«Ладно», — удовлетворился объяснением Тег. — «Давай сказывай. С начала только».

«Угу. С начала так с начала… В начале была Земля. Там у меня было тело. Когда смерть его пришла, моей энергии хватило лишь на то, чтобы попасть сюда. Впрочем, говорят, мне ещё повезло: некоторые остаются на земле в виде растений, животных… даже червей с камнями. Не представляю, как это: наверное, очень страшно. Говорят, так бывает, когда только себя любишь и делиться ничем не хочешь. Я, выходит, тоже здесь оказался потому, что тело своему во всем потакал. И выбора у меня, до встречи с тобой, не было вовсе: или сожрут меня, и поминай, как звали, перестану быть совсем, или, если я поудачливей окажусь, сам буду других жрать, пока стражем не сделаюсь. Из количества, как говорится, да в качество.

«Погоди-ка, погоди…» — нахмурился Тег. — «А что значит — не будет совсем? Вот ты кого-нибудь, как ты выражаешься — жрал?»

Чистильщик вздохнул.

«Жрал. Двоих. Совсем малохольных. Потом вон на тебя нарвался. Это-то и есть моя главная удача, что на тебя, а ни на кого другого, кто меня бы сожрал».

«Ну и что? Тех двоих совсем не стало?»

«Выходит, что так. Они стали мной. Но в наших сказках ещё говорится, что самая-самая суть их после этого оказывается в черной дыре, а вот это-то и есть самое страшное, что может случиться, когда тебя совсем не станет».

«Тпр-р-ру!» — решительно прервал Тег сказочника. — «Опять ничего не понимаю… Давай-ка к стражам вернемся, а черную дыру под конец оставим. Они, как я понял, вход на Землю сторожат. От кого это, спрашивается? От самих себя, что ли?»

«Ну да. У них есть выбор: тем выше в нашей иерархии, тем выбор больше. Страж может оставаться стражем, чтобы потом, при удаче, стать ангелом. Тем, кто на орбите Земли остается. Страж может захотеть вернуться на Землю, вселиться в новорожденное тело, чтобы, значит, после смерти оного сразу стать ангелом, или того выше. Но для этого ему надо одолеть другого стража».

«М-да… Опять, стало быть, силой с другим надо меряться. Ладно. Кто ещё может входом воспользоваться?»

Чистильщик вздохнул и продолжил делиться накопленным знанием дальше:

«Ангелы, говорят, ещё могут. Если по делам своим, тогда их пропускают, после проверки небольшой. Если же вселиться ангел в кого захочет, то ему надо для этого поменяться местом со стражем. В последнее время много ангелов вернулось. И не спрашивай меня, почему так — не знаю».

«А этот, как его там… шакал? Может на Землю проникнуть?» — вспомнилось вдруг Тегу.

Чистильщик вздрогнул.

«Говорят, шакал — это падший ангел. Тот, который к черной дыре переметнулся. Если смогут шакалы на Землю проникнуть, за самостью изначальной — конец придёт Земле. И нам, стало быть, тоже. Но нет у них на это силы. Пока нет. Промышляют тут, кем послабее, чтобы перед хозяином выслужиться».

«Ну… а души?»

«А что души? Они издалека возвращаются, право им даётся такое, чтобы в тело новое вселиться. Им проход свободный».

«А… почему они возвращаются?»

Чистильщик несколько театрально вздохнул.

«А кто их знает. Хотят — и возвращаются. А может, заставляют вернуться. В последнее время, опять-таки, всё больше и больше».

Тут беседу прервалась, потому как появилось перед Тегом нечто странное для этих унылых мест, нечто наполненное пусть и тусклым, но сиянием.

«Ангел», — благоговейно затрепетал чистильщик.

«Ангел», — повторил Тег. И вдруг начал распадаться.

Рассказ двенадцатый. Судьба Максима

Под коньячок Максим поведал Антону Григорьевичу следующее.

«Жену и дочку я любил безумно, ради них и жил. Ребёнок был поздний, уже и не ждали, усыновлять хотели, но тут Юля забеременела. Роды прошли легко, и настали семь лет счастья. И вдруг… с месяц назад они начали пропадать. Поочерёдно, а иногда и вместе. Помогает, к примеру, жена дочурке в школу одеться, я смотрю на них, улыбаюсь… а потом они расплываются, становятся тоньше, прозрачнее… и нет их уже. Я глаза тру, по щекам себя бью, голова кружится, будто сам лечу куда-то… и слышу голоса на кухне. Захожу, а они за столом сидят, в домашней одежде, чай пьют. Спрашиваю: «Женечка, ты решила сегодня уроки пропустить?» Дочка смотрит на маму, на меня, потом тихо так отвечает: «Папочка, я была в школе. Правда, голова у меня сильно болела». И жена добавляет: «Вечер уже, Максим. Меньше бы ты сидел за компьютером. Денег у нас и так достаточно». Видите ли, я программист, создал уникальную программу для искусственного интеллектам и удачно её продал. Сначала я решил, что просто свихнулся от работы, но в остальном никаких отклонений у меня не было, и я решил, что произошел сбой в моей личной программе, который больше не повторится, если хорошенько отдохнуть. Неделю я бездельничал, гулял, ходил бассейн, смотрел пустые, но забавные фильмы. Впрочем, это не важно. Важно лишь то, что в один из последующих за этим дней, как назло не по-осеннему яркому и теплому, жена с дочкой исчезли, прямо на моих глазах… и я уже нигде не смог их найти: ни на кухне, ни в ванной, ни в подъезде, ни на улице. Неделю я не спал, как безумный метался по городу в поисках. А потом… я уснул на какой-то скамейке и увидел их».

Максим выпил протянутую ему рюмку, и,