«Они были не на Земле, я это точно знаю. Где? Вот этого не ведаю. Да, это были они, Юля и Настенька, но… как бы сказать… и не они. Окутанные туманом, слабо различимые, лица мертвенно-бледные, глаза закрыты. Я их видел, а они меня… нет. Потом туман сгустился, они исчезли, и я с криком проснулся. На улице клубился туман. Такого ужаса я никогда не испытывал».

Антон Григорьевич кашлянул.

«Э-э… Извините, что перебиваю, Максим. А моя дочь… вы ведь обронили, что тоже её видели».

«Да», — кивнул собеседник. — «Перед тем, как туман начал плотнеть, из него успели вынырнуть два лица, девичье и женское. Девушку я и увидел на фотографии».

Антон Григорьевич обхватил голову руками и затих, сквозь вату в ушах отрешенно впитывая бормотание Максима:

«Мною овладела мысль покончить с собой и оказаться рядом с ними. Сон я посчитал зна́ком. Но как было это сделать? Сильнодействующие препараты я не мог приобрести без рецепта, попытка уйти в мир иной, наглотавшись тех, что свободно предлагаются в аптеках, позорно завершилась, извините, поносом. Прыгать из окна восьмого этажа я не хотел: вот так лежать вдрыбаган перед всеми? Отравиться газом? А если взрыв? Тогда пострадают люди. Вены вскрыть? Чтобы меня нашли в окровавленной ванной? Бр-р-р… Повеситься? Утопиться? Нет уж, увольте: задыхаться и пускать пузыри, это, знаете ли… Наверное, у меня просто не хватало решимости. Так я бесцельно бродил по городу, пока сегодня не наткнулся на автомобиль, в котором находились вы, профессор. Словно некая сила тут же побудила меня броситься под машину, хотя, конечно, это было на редкость глупо: шансов выжить и угодить в психушку было гораздо больше, чем погибнуть… И вот теперь сижу и рассказываю вам весь этот бред».

«Он называет меня профессором, хотя пока никто не удостоил меня этого звания, несмотря на несомненные заслуги…» — покачиваясь, как китайский болванчик, отрешенно думал заслуженный человек. — «Впрочем, мне это даже нравится».

Максим затих и, закрыв глаза, тоже начал водить телом из стороны в сторону, постепенно набирая амплитуду и неприятно мыча. Когда наконец он вывалился из кресла на пол, Антон Григорьевич вздрогнул и вышел из транса. С непоколебимой решимостью фанатика он произнес:

— Зачем пропадать так глупо? У меня есть методика воздействия на мозг, открывающая врата подсознания. Гарантий никаких. Случиться может всё, что угодно. Однако же, есть шанс, что вы окажетесь где-то там, в неведомых человеку мирах, и встретитесь с родными. Согласны?

Максим, потирая ушибленный локоть и не глядя на собеседника, почти шепотом молвил:

— Вот ведь… Умереть хотел, а сейчас боюсь.

Антон Григорьевич вдруг почувствовал, как же он устал от всей этой потусторонней бредятины. Процедил сквозь зубы:

— Ну и чёрт с тобой… Иди петлю вяжи, не задерживаю.

— Постойте, профессор, постойте, — безнадёжно и трогательно зачастил Максим. — Я ведь не отказываюсь. Но ведь это так… странно.

— Да уж, — согласился новоиспеченный профессор. — Куда уж странней. Тут не наукой, тут бесовщиной попахивает. Если не хуже.

— А разве может быть что-нибудь хуже этого? — вскинулся Максим.

— Может. Неизвестные свойства материи — раз. Непостижимость для нас структуры Вселенной — два. Ну и так далее. Ты готов или нет? — вдруг закричал Антон Григорьевич. — Я ведь тоже человек, я тоже могу послать далеко-далеко все эти материи и структуры вместе с подсознанием, будь оно, проклятое, не ладно, потом сделать себе лоботомию, пускать пузыри и жить припеваючи!

Максим сидел, понурившись. Потом расправил плечи, встретился глазами с горящим взглядом Антона Григорьевича.

— Раз говорите — шанс есть… Делайте со мной, что вздумается.

… Пока Антон Григорьевич опутывал Максима проводами и водружал на его голову шлем, в голове свербила гаденькая мысль: «Ещё ведь одного на заклание посылаю. Кто же я всё-таки такой? Ученый или убийца?»

Стиснув зубы, он подошёл к пульту, лихорадочно стал вводить данные процесса. «Так, нестабильность нейросети увеличиваем, активность мозга, наоборот, уменьшаем. Ох, не нравится мне это всё… У Егора была совсем другая картина, четкая, а этого запросто могу сразу потерять».

Оставалось лишь переключить последний тумблер. И тут тело подопытного, прикованное к креслу, начало мелко трястись. В комнате внезапно стало холодно, изо рта ученого повалил пар.

«Что за…»

— Максим, ты меня слышишь? Как твоё самочувствие?

Тело забилось ещё сильнее, кресло тоже заходило ходуном. Внезапно из-под шлема донеслось утробное:

— Я страж… А ты кто?

Разом взмокший, несмотря на то, что стены в комнате начали покрываться инеем, Антон Григорьевич, не понимая, что делает, судорожно дернул большим пальцем и переключил тумблер. Раздался треск и какой-то булькающий звук, а потом за несколько секунд всё накрыл серый туман, колюче впиваясь в щеки и трясущиеся ладони хозяина лаборатории. Когда туман расселялся, Антон Григорьевич оказался сплошь покрытый дурно пахнущей слизью. Едва держась на ногах, он приблизился к вырванному с корнем из пола креслу… Максим в шлеме лежал рядом на загаженном полу. Он не дышал. В помещении разом стало душно.

Антона Григорьевич вырвало. Потом он снял с себя халат, подошел к экрану, и, зажмурившись, начал неуверенными движениями счищать с него слизь. Делал он это долго, никак не решаясь открыть глаза. Наконец открыл.

По экрану тысячами змеек струилась черно-белёсая рябь.

«Потерял… Убил!»

Силы покинули несчастного ученого, мозг застлала пелена, тело же безвольно осело на обезображенный пол.

Рябь на экране исчезла, уступив место чёрному квадрату.

Рассказ тринадцатый. Сердце ангела

Это было невыносимо, гораздо невыносимее всего, что ему довелось уже испытать раньше. Всё зыбкое естество Тега корёжило и раздирало так, что он был готов притулиться за пазухой хоть у шакала, хоть у чёрной дыры — лишь бы этот ужас закончился. С сухим треском в сознании возникло размытое туманом тело, и Тег вдруг понял, что это его — его! — потерянное тело, но оно тут же растворилось в тумане, не дав хозяину ни исцеления, ни утешения. Перед Тегом светило нечто, имеющее подобие формы (ангел?), светило тускло и отрешенно… безнадежно. «Это… распад души», — пришло осознание (откуда? откуда???), и вдруг он внезапно взорвался неистовой мольбой: «Господи, помоги!»

Откуда это пришло? Не было в его естестве никаких указаний на способность взывать, а стало бы, и подчиняться некоей силе, настолько могущественной, что только она и могла предотвратить неизбежное. Да и не сила это была, потому как Тег и сам ощущал себя силой, а другое, бесконечно другое… Тогда — что?

Впрочем, сейчас ему было не до подобных вопросов, да и задать их