— Сделаю, — кивает друг.

— Мне нужно посмотреть видео с камер в день нашего корпоратива. Интересует вот она и я. Появляемся мы вместе где-нибудь.

— Что-то произошло? — хмурится Паша, — Я эту девицу не особо хорошо знаю, с ней Алина занималась.

— Кто такая?

— Моя управляющая, работала до марта, потом уволилась.

— А причина?

— Нашла место лучше, — пожимает плечами Паша, — Потом эта твоя танцовщица в декрет ушла.

— Ну, так что, можем посмотреть?

— Попробуем, — тянется к своему ноутбуку друг, — У меня все архивные видео сохраняются, неизвестно когда могут понадобиться. Недавно вот маньяка одного вычисляли, с полиции приходили, — возится в своих папках, ищет видео за нужную дату.

— Нашли?

— А черт его знает, но пару видео забрали.

Просматриваем записи на быстрой скорости. Речь отца, подарки, конверты, ведущий, Дед Мороз со снегурочкой, танцы.

Ближе к часу ночи уже появляются драки, пьяные, девицы, которых тошнит в коридоре.

— Ну и работа у вас, — морщусь, листая дальше.

— Бывает, на праздники все пьют, как ни в себя, — соглашается Павел.

— Стой, вот тут замедли, — прошу друга, и тот убавляет скорость просмотра.

Вижу самого себя, как иду по коридору к мужскому туалету. Ну и пьяный я был, жесть просто. Галстук, как обычно, в кармане, пиджак расстегнут, белая рубашка под ним тоже. Иду, опираясь на стену из черного мрамора. Хрустальные люстры хорошо отсвечивают мою пьяную рожу. Нащупываю ручку в туалет и скрываюсь за дверью.

— Так, один пошел, — говорю, продолжая смотреть.

Какое-то время ничего не происходит, затем в коридоре появляется незнакомая мне девушка с короткой стрижкой черных волос. На ней кожаная юбка, высокие лаковые ботфорты и черная майка со стразами. Лицо опускает, не видно ни черта. За ней идет Варя, тоже как-то странно. Нет она не пьяная нет, но глаза почему-то закрыты. Девушка что-то ей говорит, ни черта неслышно, музыка даже здесь орет и открывает дверь в мужской туалет, помогает, а точнее вталкивает туда Варю. Все, уходит, знаком подзывая мою охрану. Те встают у двери, и минут десять никого не пускают.

Затем выхожу я, поправляя на себе брюки и все направляемся к выходу. Вари нет минут пятнадцать. Она появляется, когда я уже думал, что Варя так и сидела в мужском туалете. Выходит, оглядывается по сторонам. Ее шатает как пьяную, она хватается за стены рукой. Лица ее не вижу, но волосы распущены по спине и в каком-то беспорядке. На ней все тот же костюм, в котором она танцевала серебристая короткая юбка и топ из такой же ткани. Все, уходит.

Останавливаю запись и сижу глубоко задумавшись, даже забываю, что рядом Паша, пока он сам не выдает себя деликатно кашлянув.

— И? — спрашивает меня.

— Кто та женщина с черными волосами?

— Алина, а что случилось-то? — тревожится друг.

— Давай мне ее координаты, как с ней связаться, — не хочу говорить Паше ничего. Он, конечно, мне друг, но такое явно не рассказывают всем подряд.

— Вот, скинул тебе ее телефон, — через минуту говорит Паша, а я встаю и пожимаю ему руку. Затем залпом допиваю остатки коньяка.

— Извини, рассказать не могу, зачем мне все это, но поверь, очень нужно.

— Да ладно, главное на пользу, — отмахивается Паша, — Не останешься?

— Нет, дела, спасибо.

Выхожу из клуба и пересекаю дорогу, встаю у бетонного бордюра, рассматривая черную воду Москва-реки. Черт меня подери, а ведь Варя правду сказала. Была она там, и я был, но вот насиловал ли? Если все это правда, то пиздец, как я виноват перед ней, а дочь? Моя получается?! Жесть...

Зажимаю свою голову в руках, выдаю слабый стон. Завтра будут готовы результаты экспертизы и завтра у моей, возможно, моей дочери, операция на сердце. Я должен быть там, с Варей. Должен сделать все, чтобы она меня простила. Но все же я надеюсь, что в мужском туалете ничего не было. Поэтому достаю телефон и набираю номер этой Алины, что мне дал Павел. Сейчас мы узнаем, что это за фея-крестная такая, что свела нас с Варей в одном месте и для чего.

Глава 12

Хожу по коридору больницы, едва сдерживаясь, чтобы не плакать. Ночь для меня прошла без сна. Все время была у кроватки Василиски, держала на руках, успокаивала. Вечером приходил хирург, серьезный такой мужчина, внимательный. Подробно расспрашивал про отца, про беременность. Затем нарисовал и рассказал, что и как будут делать, словно я могла запомнить все это. Для меня эти сутки прошли как в тумане. Лишь утром, когда провожала Василису на операцию, что-то щелкнуло внутри. Отдаю ведь сама, добровольно, в руки чужих людей своего ребенка. Когда забрали встала посреди коридора, кусая ладонь от отчаяния. Хотелось выть и волосы на себе рвать, но нельзя.

— Вы, мамочка, не переживайте. Все ребенку передается. Вы беспокоитесь, и девочка ваша будет нервничать, а ей сейчас нельзя. Поспит пару часиков и все. «Ждите», —сказала мне медсестра.

Ждите. Будто это так просто, да я сидеть не могу. Только и остается, что по коридору этому ходить пока все не закончится.

Хирург прошел мимо часа через два, скрываясь в отделении для новорожденных. Ничего не сказал, а у меня сердце в пятки ушло. Хотела бежать за ним, узнать, как там моя лапочка, да в отделение не могу попасть без электронного пропуска. После того как дочку забрали, я освободила палату, сунув халат и тапочки в пакет. Так и хожу с восьми утра по коридору, скоро тропинку протопчу в плиточном полу.

Наконец, выходит, что-то мне рассказывает, а я только одно слышу:

— Можете домой идти, девочка два дня пробудет в реанимации, понаблюдаем. Все прошло хорошо, — и уходит.

Как это идти домой, оставить Ваську здесь, одну? Мне кажется,