Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Репнин был военным человеком, а не марширующей прусской куклой, имел немало знаний и понимание воинского искусства. От статного, поджарого Репнина я мог бы многому научиться, но тот почти что самоудалился от обязанностей няньки взбалмошного меня. Правда, на то были и другие причины, более, чем веские, – Василий Аникитич занимался подготовкой русского корпуса, которому, возможно, придется встрять в европейский конфликт под названием «Война за австрийское наследство».
- Вашие Ви-сочес-во! – услышал я женский шепот с жутким акцентом.
Обернувшись, я увидел ту самую Крузе и облизнулся. Я, Петр Федорович, не воспринимал ее, как женщину, у меня вообще странное отношение было к противоположному полу, в плоскости «любуюсь, но руками не трогаю». Эта была статная дама лет так двадцать пять, с выдающимся, прямо таки вываливающимся из глубокого декольте, бюстом, темненькая, по местным меркам худа, но это только по местным меркам. А я здоровый молодой мужчина с бурлящими гормонами.
- Тс, - приложила Крузе пальчик ко рту и продолжила на немецком. – Прошу Вас, не выдайте меня, обергофмаршал запретил вас обслуживать. Но как же можно, если Вас ждет императрица…
Я ничего не ответил, пытаясь не смотреть на девушку, которая для малолетнего Петра Федоровича была бы теткой, но сейчас я осознал, что выздоровление пошло исключительно на пользу, не будет Екатерина долго девственницей после свадьбы.
Переодеваться было муторно и сложно. Только этот парик-пакли, под которым даже зимой жутко потела и чесалась голова, все эти лосины, складки на чулках… Бр… Но еще повезло: зеленый кафтан и красные чулки с треуголкой – далеко не самое ужасное, что мог бы одеть в этом времени наследник престола.
*……….. * ……….*
Петербург
22 декабря 1744 г.
- Брюммер, ты бы выучил русский язык, а то и на французском изъясняешься, не комильфо, - отчитывала Елизавета воспитателя наследника.
- Ваше императорское Величество, конечно, но, может, мне в качестве наместника Голштинии не так важно русское наречие, - Брюммер подобострастно изобразил поклон.
- Ты не спеши, Петр Федорович еще даже не женился. Он и так слишком ранимым вьюношем оказался, а тут тебя отправлять в Голштинию. Ты же, любезный, сам говорил, что наследник ценит тебя, что ты ему родителя заменил. Или это уже не так? – Елизавета прищурилась с ухмылкой.
- Так, Ваше Величество, но, как это бывает с недорослями, бунтует, - не пряча приторную улыбку с лица, Брюммер развел руками.
- Иди к наследнику, но помни, обергофмаршал, что это наследник российского престола! – громко, даже угрожающе сказала Елизавета Петровна.
Как только Брюммер, отвесив три неуклюжих поклона удалился, императрица обратилась к своему фавориту:
- Человек Андрея Ивановича Ушакова, что приставили смотреть за Петрушей, сказывал, что тот уж больно странным стал, поведал мне то, что произошло в покоях племянника, так и я помыслила, что иным апосля хвори стал Петр Федорович.
Вполне подробно, заглядывая в бумагу, Елизавета пересказала своему тайному мужу Алексею Григорьевичу Разумовскому разговор между Великим князем и его воспитателем, подспудно становясь на сторону Петра Федоровича и формируя отношение к эпизоду и у фаворита. Чью занимать сторону Алексей Григорьевич быстро понял, он умел чувствовать момент и вовремя сказать то, что ждет от него государыня, пусть и пользовался этим умением крайне редко.
- Петр Великий пробивается в недоросли, душа моя, как думаешь? – спросил Алексей Григорьевич именно то, что хотела донести до него и императрица.
- Не знаю, Алексей Григорьевич, но он ранее боялся Брюммера, а сейчас уже обергофмаршал, растерялся в разговоре с ним. И я рада преображениям в Петруше и не знаю, что и думать дале. С одной стороны, наследник России нужен сильный. Но с другой стороны, насколько мне нужен сильный внук Петра Великого? Ране от Петруши токмо я желала сына, внука себе. – задумчиво произнесла Елизавета, но потом вновь показала расположение духа. – Впрочем, супруг мой, лучше такой набожный и решительный Петр, чем богоненавистник и пьяный самодур. Да и не ясно пока, как оно сложится.
- А буде случится дите, так и легче станет, - вторил настроению государыни Алексей Разумовский.
- Сама воспитаю нового наследника, чтобы был лучшим государем в Европе, - мечтательно сказала Елизавета.
*……….. * ……….*
Петербург
Вечер 22 декабря 1744 г.
Ух ты, глазками-то как сверкает, сколько преданности и любви. И вам «Ваше Высочество» и «Я молилась за ваше выздоровление», «Проплакали с матушкой все глаза». Это звучало так мило, нежным, проникающим до глубин, голосом. Екатерина, безусловно, умела располагать к себе. Вот даже я, Сергей Викторович, поверил бы ей, если только не читал сочинения этой пока еще девушки. Так, в «дневниках», когда невеста наследника общалась со мной, думала только о короне, лицемерила и лицедействовала, в чем, опять же, признавалась. Вспоминает она и моменты общение после болезни, утверждая, что держалась только на стремлении занять русский трон.
Но, черт возьми (только бы не вслух, да не при тетушке черта вспоминать), хороша же девка. Не тот типаж, что «моделью» зваться будет, да и назвать ее именно что красавицей, нельзя. Однако, притягивает к себе еще до конца не оформившаяся женщина. Темно-коричневые волосы, яркие глаза, чуть суженный подбородок, немного продолговатый овал лица, маленький ротик. Точеная фигура, почему-то больше принималась, как достоинство мной, Сергеем Викторовичем Петровым, но не Петром Федоровичем. Вполне выраженные вторичные половые признаки, маленькие ручки, вообще и ростом была ниже метра шестидесяти, так что сильному мужчине хотелось прикоснуться к хрустальному образу Екатерины, защитить его. Если прибавить еще и ум, то…
Так что Екатерина мне понравилась, чего не скажешь, не солгав, о ее платье. Ну как, кроме только декольте, в этих фижмах можно оценить фигуру женщины?