Старуху жаль, конечно, но какой урок я сейчас отрабатываю, совершенно непонятно. Может, на будущее?

Юрик, в отличие от Норы, этот родственный долг исполнял без всякого протеста, приезжал, вывозил бабушку в парк на коляске, садился с ней рядом на скамейку и играл на гитаре. Что играл? Битлов… Варвара Васильевна речью владела плохо, но из ее бормотания было понятно, что она вполне довольна и Юриком, и его музыкой. Нора не уловила того момента, когда Варвара Васильевна перестала сомневаться в Витином отцовстве. Кажется, в те годы, когда Юрик стал играть с отцом в шахматы…

Домой Варвара Васильевна вернулась через два месяца. Полная инвалидность, границы которой было трудно определить: где старческая деменция, где нарушение речи и физическая немощь. Соседка-пенсионерка взяла на себя заботы о больной, Нора договорилась об оплате этих услуг и поставила галочку в деловой книжечке напротив строки “Варвара – уход”.

Юрик сделал удобный съезд из комнаты на балкон, полдня Варвара дремала в коляске на балконе, соседка ее кормила и меняла памперсы. Через полгода, в начале июля, за пару недель до своего восьмидесятилетия, Варвара на этом балконе заснула окончательно.

Собравшиеся приехать в Москву на юбилей Варвары Васильевны Витя с Мартой попали на ее похороны.

Три года прошло с тех пор, как Юрик покинул Америку. Три года не видел он отца и Марту. Нора и того больше – в последний приезд, когда они с Тенгизом эвакуировали Юрика, до Лонг-Айленда она не добралась. Витася, почти двадцать лет не видевший матери, едва узнал в покойнице с мятым чужим лицом свою мать и заплакал. Тут у Норы, вполне деловито относившейся к этой хлопотной процедуре похорон, которую сама и организовывала – морг, отпевание в кунцевском храме Преподобного Серафима Саровского, место на Кунцевском кладбище, – так защемило сердце, что и сама она заплакала. Сколько лет она считала Витю аутистом, лишенным нормальных человеческих эмоций, но то ли ошибалась, то ли он аутистом перестал быть. Значит, это Марта его расколдовала. Громоздкая шкафообразная Марта, поливающая слезами Витино плечо…

Сели в Норину машину и поехали к ней домой. Вчетвером. Нора вела машину, не пытаясь включиться в разговор: в Мартином присутствии все говорили по-английски. Вошли в дом, когда звонил телефон. Нора не успела снять трубку, включился автоответчик:

– Нора! Это Гриша Либер. Я приехал на несколько дней, на внучку посмотреть. Дочка у Кирилла родилась. Хотел тебя повидать… Позвони по телефону…

Номер он произнести не успел, Нора схватила трубку до автоматического разъединения:

– Гриша! Гриша!.. Витя с Мартой в Москве. Приходи!

Через полчаса раздался резкий звонок в дверь. Гриша остановился в родительской квартире на Малой Никитской, в десяти минутах пешего ходу. Когда-то это была барская квартира знаменитого хирурга, потом Гришиных родителей, физиков, а теперь ее занимала первая жена Люська, давным-давно отказавшаяся ехать с ним в Израиль. Квартира была набита до отказа новыми жильцами – Люськин второй муж, младшая дочка, Гришин сын Кирилл с женой и новенькой внучкой, пока безымянной. Грише, бывшему законному хозяину барской квартиры, поставили раскладушку на кухне. Вся семья по этому поводу страшно веселилась, особенно сам Гриша – в Израиле у него народилось еще пятеро детей, один сын жил в Австралии, второй в Америке, и все прикидывали, сколько понадобится раскладушек в разных частях мира, когда он состарится…

Вошел подростковый старичок, с загорелой, как желудь, лысиной, прикрытой на маковке черной кипой, с новогодней бородой, в шортах и с бутылкой водки в руке. Нора, едва сдержав смешок, с порога объявила:

– Мы с похорон. Варвару Васильевну похоронили сегодня.

– Ой-ей-ей! Последние родители уходят. Барух даян эмет, как говорят в Израиле. Бог дал, Бог взял. То есть, Царствие Небесное.

Гриша поставил свою бутылку в середину стола. Гриша стоял возле Вити. Они больше не напоминали Дон Кихота и Санчо Пансу – Витя раздался вширь и оттого как будто уменьшился ростом, Гриша превратился в тощего старичка, никакого намека на прежнюю круглоту и пузатость. Но никто не мог этого оценить, кроме Норы.

“Я-то меньше всех поменялась, – подумала Нора. – Но никто не замечает”.

Неожиданно Витя сказал:

– Гришка, ты посмотри на Нору – вот кто совсем не меняется!

“Невероятно! Что произошло с Витасей? Он прежде вообще людей не замечал!” – еще раз изумилась Нора.

– Не удивительно, Витенька, не удивительно! Мы с тобой, благодаря метаболизму, давно поменяли весь материальный состав – ты весь состоишь из материи Нового Света, я из вещества Святой Земли! А Нора восстанавливает свое тело за счет молекулярных структур здешней материи! Вот она и не меняется! – захохотал Гриша.

– Я сомневаюсь, что атомы несут на себе метки такого рода! – заметил Витя, перевел Марте Гришино высказывание и попросил всех говорить по-английски, чтобы Марта понимала. Хорош аутист!

– Позволь! Позволь! Но существует программа ДНК, которая выстраивает молекулы и атомы в определенном порядке, и порядок этот включает…

Тут Нора перебила его и пригласила к столу. Юрик разлил по стопкам водку. Налили ритуальную стопочку для Варвары Васильевны и накрыли ее куском черного хлеба. Водку пил один Гриша. Нора глотнула раз из приличия и больше не пила. Витя, Марта и Юрик алкоголя в рот не брали – приподняли полные рюмки и поставили на стол. Не чокаясь. Поминальная часть встречи на этом и закончилась. Начался дуэт Гриши с Витей, который в прерывистом режиме длился пятьдесят лет, со школы.

Гриша далеко продвинулся за эти годы в своих молекулярно-библейских исследованиях, вполне отошел от экспериментальной науки, не оставив при этом любимую идею квантового компьютера, и погрузился в области умозрительные, постоянно используя все последние достижения молекулярной биологии для доказательства идей, совершенно неприемлемых для Вити.

Но застолье все же было поминальным, и поначалу все соблюдали благопристойность без всяких усилий.

Гришу, как всегда, тянуло в высшие сферы. Он поднял стопку:

– Как же я счастлив, что могу увидеть вас всех, несмотря на то что день такой печальный. Я вот что хочу сказать: смерть – не сбой программы, она заложена в программе. У Творца ничего не пропадает. Каждая человеческая жизнь – Текст. И этот Текст нужен почему-то Богу!

– Ну, не знаю, какой неизвестный Господу Богу текст могла преподнести моя матушка Варвара Васильевна. Мне кажется, Гриша, ты что-то преувеличиваешь.

Гриша выпил еще одну рюмку.

– Витя! Витася! Каждый человек Текст! Тайны заканчиваются! Двадцатый век расправился с половиной вечных вопросов, просто люди об этом не задумываются! Все живое – Текст, который пишется три с половиной миллиарда лет, от первой живой клетки до родившейся неделю тому назад моей внучки – во исполнение заповеди “Плодитесь и размножайтесь!”. И это единственный способ читать и воспроизводить Божественные Тексты! Их реализовывать! Вся информация, собранная человеком за его жизнь, поступает в общее хранилище – память Господа Бога! И Варвара Васильевна родила тебя и тем самым участвовала в великой работе длящегося Творения!