Гриша вытер со лба пот, вздохнул и хлопнул еще одну рюмку.

– Ладно, ладно! Но маму-то мою оставь в покое! – засмеялся Витя.

Засмеялся и Юрик. Нора не очень хорошо понимала, что говорит Гриша, но переспрашивать, просить перевода ей не хотелось. Зато она отлично поняла, что в Витасе пробудилось чувство юмора, которого прежде никогда не наблюдала. Марта тоже не производила впечатление человека остроумного. Не значило ли это, что Витя, как подсолнух в огороде, расцвел рядом с женой от хорошего освещения и благодатного полива?

Гриша выпил еще, резко выдохнул, закусил куском черного хлеба. Нора подвинула к нему наскоро поджаренную ножку Буша, он отвел блюдо: спасибо, не надо. Говорить ему было гораздо интереснее, чем есть. К тому же он съел кусок сыра, который входил в еврейское противоречие с курицей.

– Видишь, никто этих ножек не ест, одна ты… – шепнул Юрик.

Это правда – ножки эти были скандальные, их обвиняли в какой-то заразе, которую американцы в них напихивали, но Норе было все равно, что есть, пусть хоть эти сомнительные ножки…

Гриша продолжал:

– Лучший компьютер, который создал Творец, – живая клетка! Нельзя сделать лучше!

Витя зацепил вилкой куриную ножку – у него не было предрассудков относительно моральной несовместимости мяса и молока. К тому же, лучше булки с любительской колбасой природа ничего предложить ему не могла…

– Гриша, можно сделать лучше. Можно сделать компьютер, который работает быстрее, и они уже сделаны, ты прекрасно знаешь. При хорошо написанной программе в современном компьютере скорость решения задачи гораздо большая, чем это в возможностях человеческого мозга. Тем более что компьютеры есть теперь и самообучающиеся, и обучаются они во много раз быстрее, чем человек. У человеческого сознания гораздо больше всяких ограничений, чем у компьютера.

Гриша подскочил:

– Мозг сделан не из сети нейронов – элементарных единиц, а из сети мощнейших молекулярных компьютеров! Одно это полностью разбивает твои соображения! Но я говорю о другом! Именно человеческое сознание – единственное место в мироздании, где тексты могут соприкасаться один с другим, взаимодействовать, порождать новый текст, новые смыслы! Это и есть – “По образу и подобию!” Человек подобен Творцу именно в этом – в умении создавать новые тексты!

Гриша довольно звучно постучал кулаком по своей голове:

– Вот! Единственное место!

– Ты вполне уверен, что это единственное место? – Витя возражал даже несколько лениво. – Уверен ли ты, что на этом этапе эволюции не возникает новое поколение людей, суперчеловечество, которое будет представлять собой гибридный продукт? Вон, Мартина мать десять лет ходит с кардиостимулятором, наш сосед Джереми искусственной рукой закапывает глазные капли, а что сегодня умеют делать разного рода роботы, могу тебе не рассказывать. Сегодня перспектива вполне очерчена, я не люблю давать определений – но, по смыслу, мир вступил в новый этап: идет гибридная эволюция. Ты же понимаешь, что объединенное с компьютером человеческое сознание – качественно новый продукт…

Гриша, выпивший полбутылки, все более разгорался:

– Витася! Ты не понимаешь главного! Извини, ты технарь! Любой текст – форма существования информации! Жизнь на земле следует понимать как текст. Божественный Текст, который не нами написан! Творец – это Информация. Дух Божий – это Информация! Душа человеческая – фрагмент информации!

“Я” – фрагмент информации! Жизнь – не способ существования белковых тел, как Энгельс дотумкал, а способ существования Информации. Белки денатурируются, а информация неуничтожима. Смерти нет! Информация бессмертна! Но эта ваша американская борьба за скорость приведет в конце концов к тому, что мир будет принадлежать тем, у кого быстрее работают компьютеры. Внутри этой гонки заложен инстинкт потребления. И самоистребления! Сегодняшнее человечество не может обуздать себя, оно жаждет владычества, жаждет войн! Оно хочет все сожрать! И Америка, и Россия, и Китай! Это ложный путь! Открой глаза! Вы работаете на войну! В этой бойне выживут одни тибетские отшельники, ну, и в этом роде… от них пойдет новое поколение людей, это будет новый виток эволюции сапиенсов не посреди мамонтов и саблезубых тигров, а посреди ржавых компьютеров и при высокой радиации…

Тут, наконец, обратившись к Вите, свое слово вставила Марта:

– Виктор! Он говорит как пророк!

Витя знакомым Норе жестом поскреб чисто выбритый подбородок:

– Марта! Он говорит как еврей! Это еврейская страсть прочитать в тексте то, чего там не было написано.

– Как? – вскричал Гриша. – Было написано! Было написано самыми прямыми словами – “Перекуем мечи на орала!” Надо читать тексты!

– Цитату не поняла, – шепнула Нора Юрику. – Переводи, пожалуйста.

Он перевел.

Чем более горячился Гриша, тем спокойнее и веселее выглядел Витя.

– Гриш, я прочитал этот текст. Давно. Моя жена Марта очень хотела со мной обвенчаться. Я, признаться, до сих пор не знаю, почему это было так важно для нее. Я предполагал, что надену черный костюм и галстук, поеду с ней в ее любимую церковь и потеряю на это мероприятие день. Но не получилось. Священник потребовал, чтобы я предварительно прошел катехизацию, словом, массу времени угрохал, и я прочитал Библию. Может, она и Божественный Текст для древних евреев, но сегодня он представляется мне вполне архаическим документом… Много жестокости, логических неувязок, темных мест и противоречий. Не случайно евреи три тысячи лет комментируют, трактуют тексты, выворачивают наизнанку, пытаясь снять противоречия. Мне кажется, что всем известная склонность евреев к наукам как раз и проистекает из этой тысячелетней полировки мозгов.

– Не умеешь читать! Не умеешь читать! – закричал Гриша. – Еврей – модель человека. Как любая модель, с упрощением. Все люди, в каком-то смысле, должны стать евреями. Адам Кадмон, первоначальный человек, духовное явление человеческой сущности, первообраз духовного и материального мира. Но сегодня мы понимаем, что “духовное” есть синоним “информационного”. И человек сотворен, как считает раби Акива, – и я с ним согласен, – по образу Адама Кадмона. То есть это была модель, которая реализовалась в рамках Творения!

– Мам, я что-то перестал понимать, – шепнул Юрик Норе.

– Все равно очень интересно, – ответила Нора.

– Ну да, – согласился Юрик.

Они тихонько сидели, наблюдали за этим интеллектуальным театром, который перед ними разыгрывали бывшие мальчики, как будто не вполне выросшие, но уже шестидесятилетние. Как ни удивительно, Витя в этой паре выглядел взрослее и солиднее.

Нора поймала себя на мысли, что Витася ей нравится. Никогда не нравился, а теперь нравится. Сдержанностью, какой-то бережливостью в употреблении слов, даже ласковой деликатностью, с которой он принимал Гришины выпады.

“Странно, но я никогда об этом не задумывалась, – размышляла Нора, – но мы действительно оказались в совершенно изменившемся мире. Наверное, Витася прав, да оба они правы, – человечество перешло какую-то невидимую границу, которую большинство людей просто не почувствовало. Нас учили, что есть материальный мир, что человек царь природы, а он не царь, он ее дитя. Двести лет тому назад теория эволюции была скандальной идеей, а сегодня человек не только открыл ее механизмы, но сам того и гляди станет не только ее продуктом, но и ее инженером… Как хорошо, что мне об этом рассказали, сама бы я до этого не додумалась… И как хорошо – и как случайно! – что Витася – отец моего ребенка. Может, лучше это был бы Тенгиз. Но природа этого почему-то не захотела…”