жизнь как в кинотеатре. Затем меня закружило и перенесло куда-то ещё, возможно это было будущее. В нём я увидел картину, похожую на сцену из моего путешествия по Тёмным водам — те же безмятежность и радость наполняли её, и здесь были дети. Я узнал в них наших малышей из Полян — Аську, Иринку с Максимом, Ваньку…

И тут же меня мотануло обратно — в коллапсирующее настоящее. Происходящее буквально выглядело как разрыв ткани, а в разрыве — ничего, пропасть! Нет, даже не пропасть — именно ничего!

Мне показалось, что небытие надвигается на нас и вот-вот поглотит. Со мной это происходило уже во второй раз, но на этот раз на мне не было амулета, который спас меня от безумия в Каюжном. Однако я не чувствовал того парализующего ужаса, который поразил моих спутников. Откуда-то взялся иммунитет к гипнотизму преисподней.

— Марат, едем! — заорал я.

Никакой реакции. Я оглянулся. Марат сидел на водительском месте, обхватив руками голову. Напротив меня в той же позе сидели Игорь и Люся. Взгляд мой упал на Томку. Она по-прежнему безмятежно спала на матрасе, который мы для неё постелили. Я открыл дверь и вышел из машины.

Пространственная лакуна была в каких-то метрах от нас, и неумолимо приближалась. Вывернутое наизнанку пространство сворачивалось то в трубку, то в спираль, образуя немыслимые геометрические формы. Это разрушительно действовало на рассудок, и отключение сознания было защитной реакцией, помогавшей уберечься от безумия.

Я обошёл микроавтобус и начал перетаскивать Марата с водительского сиденья на пассажирское. Он был тяжёлым, этот здоровенный татарин, сил мне не хватало, и я совсем отчаялся, когда почувствовал, что он помогает мне. Благодаря этому я, наконец, столкнул Марата с водительского места, он упал на соседнее сиденье и распластался на нём, оставив ноги на моей стороне.

— Марат, переваливайся! — заорал я снова, и он, едва шевелясь, освободил, наконец, водительское место полностью.

Бездна приблизилась к нам почти вплотную, когда я завёл машину. Дом, где мы переночевали, уже наполовину был поглощён, и нам самим до погружения в неё оставались секунды. Я резко газанул и микроавтобус, дёргаясь как в руках неопытного новичка, начал движение вперёд. Через несколько секунд я оглянулся — небытие позади исчезло, и к нам быстро приближался пейзаж, окрашенный в светлые, солнечные тона. После приключений по пути в Каюжное, я уже понимал, что это значит — нас догоняет прошлое.

Как раз тут и очухался Игорь, у которого подобный опыт тоже имелся.

— Стой, Генка… — простонал он. — Пойдём посмотрим.

— Нечего там смотреть, — ответил я, не оглядываясь. — Застрянем ещё здесь, надо уматывать побыстрее.

Но автомобиль решил иначе. Двигатель пару раз буркнул что-то и заглох. Попытки завести его ни к чему не привели.

— Тьфу, чёрт, — ругнулся я и вышел из кабины. — Ну и как теперь?

Я полез под капот. Через пятнадцать минут мне стало понятно, что мы приехали, без мастерской это не отремонтировать. Даже если бы мы сейчас были в Полянах, я бы с такой поломкой ничего не сделал.

Пока я ковырялся, прошлое нас настигло, и теперь мы стояли на ярко освещённой полуденным солнышком улице. Вокруг бегала деревенская детвора.

— Ух ты, я такую ещё не видел! — восхищённо нарезал круги вокруг нашего «Форда» пацан лет десяти. — Дядь, дай порулить. — И тут же, без паузы, загудел, видимо, засомневавшись в моей сговорчивости: — А чё, я у бати всегда рулю в тракторе!

— Сломался я, шкет, — ответил я. — Садись, порули.

И я одним рывком усадил мальчишку на водительское место. Пацан вцепился в руль, зарычал, изображая работу мотора, со знанием дела давил на педали, потом опустил правую руку на рычаг скоростей и, не найдя под рукой ничего, посмотрел вниз.

— Дядь, а как ты трогаешься-то, — удивился пацан и посмотрел на меня.

— Коробка автоматическая, — не задумываясь, ответил я.

— Это как, дядь? — пацан оказался пытливым и ждал ответа, не сводя с меня глаз.

«У них такая, наверное, пока неизвестна», — подумал я.

— Как звать тебя? — спросил я у шкета.

— Геныч, — ответил пацан.

Я посмотрел внимательно на мальчишку и протянул ему руку:

— И я Геныч. Ген, а какой год-то сейчас?

— Ты чё, дядя? — обалдел мальчишка. — Кукухой поехал? Шисят седьмой, а чё?

— Да проверял, умеешь ли ты считать, — объяснил я. — А батя дома сейчас?

— Батя на работе в совхозе. А этот, что — пьяный? — пацан показал рукой на Марата, который по-прежнему был в маловменяемом состоянии.

— Он заболел, — объяснил я. — Но пришлось ночью вести машину, потому и вырубился.

Марат, услышав, что говорят о нём, открыл глаза и уселся на сиденьи поудобнее. Игорь с Люсей вышли из машины и подошли к нам. Люсю покачивало.

— А тётя почему на полу валяется? — спросил мальчишка.

— Тоже болеет, — буркнул я. — Батя-то тракторист?

— Ага, комбайнёр, — ответил Геныч.

— Отведёшь меня к нему?

— А тебе зачем?

— Любопытной Варваре…

— …знаю — на базаре нос оторвали, — закончил за меня пацан и выпрыгнул из кабины. — Ладно, пошли, тут недалеко.

Я махнул Игорю с Люсей и пошёл за мальчишкой. Пацан был разговорчивый, и всю дорогу рассказывал мне, как отец работает в совхозе, мать тоже, она доярка, а детей в семье четверо, да ещё вот неделю назад приехала Валька из Рязанской области.

— Откуда же из Рязанской? — спросил я просто, чтобы поддержать разговор.

— Из Хорошёвки, — сказал Геныч. — А ты что — бывал там?

Как раз в этот момент нас догнал Игорь.

— Из Хорошёвки? — спросил он.

— Ага, — подтвердил Геныч. — Там деревня, Валька, она — совсем колхоз.

— А ты-то что — городской, что ли? — усмехнулся я.

— Мы сельские. У нас совхоз, — с гордостью сказал Геныч. — А у них там колхоз. Маленький… так, говорить не о чем…

— А ты чего от машины ушёл? — спросил я у Игоря.

— Марат очухался, они с Люськой там посмотрят, — ответил он.

Минут через пятнадцать мы пришли к совхозному ангару. Геныч сказал нам ждать, а сам умчался.

— Председатель заругает, — деловито объяснил он. — Не любит, чтоб посторонние…

Мы с Игорем отошли