Выбрать не только город, но и себя в нем. Лотто в Бергамо

Все-таки это был день не художника, но города. Хотя весь Бергамо увешан флажками и постерами, отмечающими дорогу от церкви к церкви, в которых живут работы Лоренцо Лотто. Но особо хвалиться нечем, практически ничья.

Семь картин Лотто увидел в Академии Каррара, по одной – в Санто-Спирито (правая боковая капелла) и в Сан-Бартоломео-э-Стефано (большой заалтарный образ). В Сан-Бернардино меня не пустили, видимо, туда ходят по предварительной договоренности, и я протиснулся в дверь, когда оттуда выходила группа туристов с альбомами Лотто у каждого под мышкой. Но стройная женщина с длинными прямыми волосами вежливо указала мне на выход.

Другие церкви я не нашел – ни Сан-Алессандро с колонной, ни Сан- Микеле у Белого колодца, просто времени не хватило. Спокойным шагом, без нервов, Бергамо требует не меньше пары дней. Весьма затейливый и спиритуальный город, никаких хиханек-хаханек, все серьезно. Один из самых мощных итальянских городов, где в этот раз мне довелось побывать. Сытый, холеный, ни капли не выпендрежный. Совсем наособицу. Академия Каррара

Важнейший художественный музей города и его альтернативный спиритуальный пуп вырос из частной коллекции графа Джакомо Каррары, который не только оставил Бергамо свое собрание, но и построил для него картинную галерею в комплексе с Школой живописи (1796), являя пример собирательского стиля конца XVIII века – пинакотека в Бергамо возникла из ничего частнособственнической инициативы и ценна не только набором первоклассных имен и шедевров, но еще и как институция, претендующая на всеитальянское значение. По крайней мере теперь, когда первоначальное здание было расширено Симоне Элией (1807–1810) и перестроено в неоклассическом стиле (а последняя реконструкция галереи закончилась в 2015-м), подается Академия Каррара именно так – поверх городов и локальных художественных школ. Хотя первоначально коллекция графа Джакомо, составившая приблизительно половину нынешних фондов, приближающихся уже к двум тысячам единиц, концентрировалась на венецианском, ломбардском и тосканском направлениях (включающих в себя еще и сиенскую, лукко-пизанскую, разумеется флорентийскую, а также болонскую, феррарскую, равеннскую, умбрийскую, падуанскую, мантуанскую школы), из-за чего в Академии не следует искать неаполитанских или римских мастеров, которые, впрочем, постоянно гастролировали, влияли и вливали усилия в жизнь разных столиц, отчего лакуны бергамского собрания (а их тут тоже немало) зияют заметным прочерком.

Но музейные кураторы изо всех сил делают вид, что так оно и было задумано, тем более что граф Джакомо, по всей видимости, в первую очередь увлекался портретной живописью.

Мне до сих пор нравится утверждение Роберто Лонги, что местные особенности каждого из итальянских регионов выражаются прежде всего в подходах к изображению человеческих лиц. Из-за чего каррарский минимум и выглядит вполне разнообразным – тем более что всяческими экспозиционными ухищрениями именно портреты здесь выставлены на первый план. В том числе и для того, чтобы заранее рассчитать и подготовить апофеоз Джованни Баттиста Морони в 17-м зале второго этажа.

Пока академия была закрыта на реконструкцию, большой пул картин активно гастролировал по всему миру, заезжал в Москву, и я помню ошеломляющее впечатление от свежих, незаезженных творений Лотто и Морони в ГМИИ. В Пушкинском тогда портреты соединили с большими многофигурными композициями. Некоторые из них вернулись в столицу второй раз, на сольную выставку Лотто, так что от ремонта в Бергамо мы поимели больше, чем могли предполагать, из-за чего Академия Каррара вышла чем-то вроде той самой мифической Санта-Барбары, персонажей которой показывали по «России» каждый день.

Организаторы музейных гастролей, впрочем, отбирали картины по принципу эффектности, из-за чего москвичи получили о бергамских коллекциях несколько искаженное представление.

За гастрольный тур тогда «отвечали» работы из коллекции графа Уильяма Лохиса – политика XIX века, серьезно увлеченного религиозным искусством. После его смерти в Каррара попало 2/3 его собрания (примерно 500 работ, остальное родственники, согласно завещанию, пустили с аукциона), в том числе самые важные холсты с московской экспозиции: Беллини, Боттичелли, Карпаччо, портреты Морони.

Попадая в родные их залы, невольно отмечаешь, что собрания Каррары и Лохиса идеально дополняют друг друга, позволяя постоянной экспозиции первого экспозиционного (на самом деле второго) этажа претендовать на некоторую универсальность. Постоянная выставка третьего этажа неоклассического особняка Академии, стоящего на неровном пригорке боком к городу, вышла более скомканной, точнее скачкообразной, но лучше проводить умозрительную экскурсию по порядку.

Заочная экскурсия по Академии Каррара. Первые залы

Судя по навигации, перетекшей в каталоги и музейные карты, путеводная нить постоянной экспозиции отныне меняться не может. Устроенная подобно спектаклю, она скрывает многочисленные недостатки провинциального музея, выпячивая и вправду многочисленные достоинства первоочередных шедевров, развешанных таким образом, чтобы возникала зримая эстафета зрительской вовлеченности.

Пустынное фойе первого этажа с кассами, магазином и гардеробом стекается к лестнице на второй этаж, непарадно узкой, но украшенной очертаниями лиц с самых эмблематичных картин коллекции, тем самым подспудно сообщая посетителям, что портреты в этом музее – главное.

Основная экспозиция открывается знаменитым портретом Лионелло д’Эсте Пизанелло (его тоже вывозили в ГМИИ), выставленным как бы затакт, поскольку первые залы посвящены не только начальной поре Возрождения в Северной Италии, но и главным коллекционерам Академии с их самыми отборными шедеврами, дабы с самого начала задать возвышенное настроение в духе бури и натиска.

Рядом с редкостным Пизанелло висит целый боекомплект «Мадонн с младенцем»: Мантеньи, Монтаньи, Антонелло да Мессины. Второй зал отдан мадоннам Джованни Беллини (в центре его – та самая богоматерь в пронзительно голубой накидке на фоне подробнейшего пейзажа с всадниками, замками и лодками под парусами), плюс его же юношеский портрет – всего в музее хранится пять картин Джованни. Ну и до кучи «Рождение Марии» Карпаччо, не говоря уже о работах Антонелло, Якопо Беллини, Козимо Туры, Альвизе и Бартоломео Виварини. Ренессанс по версии Б

Основные «ренессансные» залы Центральной Италии (4–5) начинаются после простенка с мемориалом, посвященным главным бергамским собирателям – Карраре, Лохису, Федерико Дзери и, в особенности, Морелли – одному из самых выдающихся искусствоведов ХIХ века, наряду с другими стоявшему у истоков «сравнительного анализа».

Тосканское искусство представляют флорентийцы – Гоццоли, Боттичелли с двумя длинными, изобильно нарративными мизансценами и выдающимся портретом Джулиано Медичи с вьющимися волосами – остроносого и даже глаза свои опустившего пронзительно. Отдельно кучкуются сиенцы, отдельно – урбинцы с превосходными Перуджино и Пинтуриккьо и, разумеется, с местным Рафаэлем – в том числе эмблематичным «Святым Себастьяном», одним из символов коллекции.

Следующие четыре зала (6–9) отданы влияниям венецианской школы и вполне конкретного семейства Беллини на «северные территории», от Венето до Ломбардии. Вплоть до самого Бергамо, который здесь представляет «Мадонна Бальони» Андреа