пришёл Бегемот и опять потребовал жрать, пришлось открыть ему банку тушёнки. За компанию и мы сгрызли по сухарю, запивая водичкой из фляжек.

— Надо экономить патроны для новых стволов. — сообщил я, поднимаясь на ноги. — Мы за сегодня треть от всего запаса высадили. Мелочь валим из пистолетов.

— Пулемёт возьми. — Даша кивнула на «MG», лежащий в лодке. — К нему у нас патронов хоть устреляйся.

— Тяжёлый и неудобный. — покачал я головой. — И в помещениях с ним не развернёшься толком. Хотя, прочем, захватим с собой пока.

Я закинул пулемёт на плечо, и мы отправились обратно на территорию «Объекта». Задумчиво оглядев пейзаж, я забрался на старый, вросший в землю «ЗИЛ», и пристроил «циркулярку» на крыше кабины. Зарядил ленту, поводил стволом из стороны в сторону, потом спрыгнул обратно.

— Если снова возникнет подобная ситуация, — я кивнул в сторону трупа осьминога, отвечая на немой вопрос компаньонов. — Можно будет откатиться на эту позицию и нормально держать оборону. И эту дуру с собой таскать не надо, и отсюда почти вся территория простреливается.

— Разумно. — резюмировала подруга. — Пойдёмте продолжать наши изыскания?

Моллюск лежал там же, где мы его и оставили. Точнее, то, что от него осталось. Все щупальца были отстреляны, и живописно раскинулись по асфальту. Оба глаза вынесены, здоровенный клюв свёрнут набок, вся мягкая часть, выглядывающая из раковины, измочалена пулями до неузнаваемости. При этом, на раковине — ни царапины! Подумав, я стащил останки в кучу, благо хоть они не особо воняли, и не поленился принести куски щупалец, оторванные гранатой в здании, затем облил это всё бензином и подпалил.

— Мало ли, регенерирует. — сказал я, глядя, как в огне корчатся и извиваются куски щупалец. — Учитывая, что раковину пробить нам не удалось, а жизненно важные органы у него, сдаётся мне, именно там сныканы, могут возникнуть нюансы. Если эта тварь оклемается, у неё будет к нам ряд вопросов.

— А их хотелось бы избежать. — подытожила Даша. — Ну его нафиг. Пойдём внутрь, нам ещё нужно выяснить дату, кроме того, остался склад и ангар.

— Ещё катер и вагоны. — добавил я. — Что-то мне подсказывает, что там тоже есть на что посмотреть. Плюс бункер охраны. И внутрь скалы нужно выяснить, как попасть, там наверняка тоже много всего интересного. Выезжают же откуда-то вагоны…

— Интересно, сколько эти рыбки тут живут? — глядя на оставшееся население аквариума, задумчиво проговорила Даша, когда мы вернулись в директорский кабинет.

— Думаю, не особо долго. — я пожал плечами. — Скорее всего, эти декорации делали непосредственно перед нашим забросом сюда. Если постройки без особого вреда могут стоять тут годы, то аквариум за пару месяцев зарастёт дерьмом, и вся популяция помре. А он абсолютно чистый, как будто его вчера надраивали.

— Слой пыли выглядит нетронутым. — покачала головой подруга.

— Это последнее, что меня волнует. — засмеялся я. — Рассматривай это всё как декорации. Причем, довольно нелепые.

— А что тебя смущает на этот раз? — Даша проследила за моим взглядом. — О, календарь! «26, Квiтень, 1986, субота»… Ну, вот и документальное подтверждение даты! Что тебя не устраивает?

— Ну, как тебе сказать… Чернобыль находится, конечно, на Украине, но насколько уместен украинский календарь на островах в Ладоге? В 1986 году? Как коренной житель этих мест, ответственно заявляю: вообще не уместен.

— Ну, вдруг он был украинец… — подруга склонилась над столом, быстро просмотрела какие-то бумаги, лежащие на нём. — Всё по-русски. Видимо, ты прав.

Как ни странно, ничего особенного в кабинете мы не обнаружили. В столе нашлись печати, письменные принадлежности и прочая канцелярия, наградной «макаров» без патронов, фотоальбом, где на фото позировали явно серьёзные товарищи в различной, обычно торжественной, обстановке. Подписи к фото ничего нам не говорили, фамилии, звания и места. «Доцент Александров Т. С. Ялта». И что? Дискеты, журналы, отчёты — всё свалено в бессистемную кучу. Присутствовала литература и развлекательного содержания, в том числе — западного, и очень фривольного. Я бы даже сказал, откровенно порнографического.

— А мужик рисковый был. — сообщил я, открыв журнал на развороте, где блондинистая красотка ублажала здоровенного негра, так сказать, орально-генитальным способом. — За такие картинки можно было моментально вылететь из партии и со всех должностей, а то и уехать лес валить…

— Ты серьёзно? Тогда так строго было?

— Если припишут распространение порнографии — вполне. Особенно, если ты не простой колхозник, а большой начальник секретного объекта. Тут же появятся товарищи, которым по долгу службы положено задавать неудобные вопросы, и будут вопрошать: «А откуда у вас, товарищ, такие интересные журнальчики? А нет ли у вас каких сношений с наиболее вероятными врагами Советского Союза?» И, поверь, ответить придётся.

В открытом сейфе нашлись только пяток медалей, все — за ударный труд в разных вариациях. В платяном шкафу висели пара очень хороших костюмов, в довольно неплохом состоянии. А вот бутылки в баре оказались высохшими, да и было их всего несколько.

Гораздо интереснее оказались шкафы с документами. Все полки были подписаны: «Сотрудники», «Поощрения», «Взыскания», «Рапорты», «Поступления МТЦ», «Расход МТЦ», «Доклады», и самый интересный раздел — «Отчёты исследований». В отличие от документации в лабораториях, в которой без поллитры ничего не разберёшь, тут всё было описано более-менее понятным языком, и научные термины встречались слово через три, а не через одно. Даша полистала несколько папок, покачала головой и сунула их в рюкзак, сказав, мол, на досуге почитаем, может получиться понять, чем они тут занимались. Я же посмотрел остальное и сунул к себе в рюкзак пару папок из раздела «Рапорты» и «Взыскания».

— Поржем на досуге. — ответил я на вопросительный взгляд Даши. — Нескучно они тут жили, временами.

В архиве мы столкнулись с примерно тем же набором документов, только, разумеется, более старых. Тут же выяснилось, что самые первые записи датируются маем 1980 года, судя по всему, к моменту катастрофы объект работал шесть лет. Больше ничего интересного в архиве, кроме пыли, не нашлось, и мы двинулись дальше.

Первый зам, похоже, был моряком. На стене его кабинета висел настоящий, судя по всему, старинный, штурвал с отполированными до блеска ручками. Казалось, он до сих пор пах морем. Портреты Ушакова, Нахимова, Нельсона и других, неизвестных мне адмиралов занимали огромную площадь. Ту площадь, которая оставалась, занимали картины с разнообразными парусниками. Небольшой застеклённый стеллаж заполняли модели кораблей, какие-то компасы, фуражки, раковины, секстанты, другие приборы и диковины, явно имеющие отношение к морю. В столе, помимо именного «макара» (заряженного), нашёлся офицерский кортик и набор курительных трубок в виде разных героев морского фольклора. Половина шкафов была заставлена книгами на морскую тематику, атласами и альбомами.