И тут головы впервые за все время крикнули дружно, как одна:

– Фоллер!

Волк подбежал к подножью башни. Он настолько вырос, что теперь в двери не пролезла бы даже его голова.

– Мы в безопасности, – сказал Михал, стоявший вместе с Максом в башне. – Волк не сможет сюда зайти. Клянусь шерстью на его подбородке-бородке-бородке!

«Этот мальчишка окончательно свихнулся», – подумал Макс. Он хотел тут же пристрелить его, но не нашел в себе на это сил. Макс по лестнице вернулся в зал Черного Солнца. Его жена сидела на полу, растерянно глядя на свои руки. Они были испачканы кровью, которая текла у нее изо рта и из носа. Макс на миг представил себе Герти в смирительном кресле, под скальпелем и пилкой. Но видение это почему-то его не взволновало. Что бы он ни испытывал к Герти, это было отсечено навсегда, ампутировано в его крошечной каморке-лаборатории, – Макс ясно это понимал. И теперь находился в свободном падении.

– Вы должны выйти отсюда, фон Кнобельсдорф, – заявил один из рыцарей. – Ступайте к нему.

– Пусть волк сам сюда придет, – возразил оберштурмбанфюрер. – У меня на этот счет есть четкие инструкции.

Он крепко зажал в кулаке волчий камень, который дала ему ведьма.

– Фоллер! Фоллер! – Настойчивые голоса звучали уже ближе.

Макс сел на пол посреди зала. «Когда я принимаю решения самостоятельно, это всегда влечет за собой неприятности», – подумал он. Лучше было бы сразу послушаться своего инстинкта, который подсказывал ему: ничего не делай. Что было бы, если бы он не готовился к экзаменам по медицине, а просто провалялся бы в постели? Что было бы, если бы он не отослал то чертово письмо? Нет, лучше уж вообще ничего не предпринимать. Макс лег на пол и уставился в потолок.

– Он у стены здания! – воскликнул кто-то из рыцарей.

– Ну, тогда лично я спускаюсь по лестнице, – заявил другой.

Одиннадцать рыцарей бросились бежать. Куда только подевалась их хваленая эсэсовская невозмутимость? Они толкались в дверях за право выйти первым.

В зале остались только Макс, фон Кнобельсдорф, Герти и Михал.

– Волк не сможет войти сюда, волк не сможет войти сюда! – оживленно повторял Михал, чуть ли не приплясывая на месте от радостного возбуждения.

Но тут где-то сверху раздался сильный удар.

– Что это? – настороженно спросил мальчик.

– Полагаю, это волк пытается пробраться сюда через крышу, – ответил Макс, продолжая смотреть в потолок. – По крайней мере, будь я сверхъестественным существом, я бы поступил именно так. – Его начал разбирать смех. – Эй, Кнобби, это ведь успех, не так ли? Вы должны быть просто охренительно довольны.

– Вы еще увидите, – ответил фон Кнобельсдорф.

Последовал еще один удар, а за ним – громкий треск. Волк взобрался на башню и теперь ломился через крытую шифером крышу. В последнее время никто не думал, что замку придется выдерживать атаки противника, и поэтому для реконструкции крыши использовались более легкие кровельные материалы, чем в том случае, если бы ожидались налеты вражеской авиации.

Волк срывал руками листы шифера и швырял их вниз. Вскоре он уже был на чердаке. Балки перекрытия не были для него преградой. Сломав их, он проник на верхний этаж башни.

Михал бросился к лестнице, но успел добежать только до дверей. В дверной проем вдруг сунулась гигантская морда зверя, окруженная головами мертвецов, заглядывавшими внутрь зала.

– Вейта! Вейта! Вейта! – пронзительно закричали лица на гриве чудовища.

Изумленный Михал застыл на месте. Волк пытался протиснуться в дверь; худая рука, торчавшая из его груди, вдруг попробовала схватить Михала, но промахнулась и лишь толкнула его.

Мальчик скатился вниз по ступенькам и бросился бежать.

Макс подошел к жене и обнял ее.

– Помнишь, дорогая, когда мы с тобой познакомились, я…

Но он не смог продолжить. Все, что было между ними прежде, было перечеркнуто, уничтожено тем, что произошло в этом ужасном замке. «Нет, – подумал Макс, – называй вещи своими именами: это было уничтожено тем, что делал здесь ты».

Герти продолжала смотреть на свои руки. На ладонь упала очередная капля крови. Казалось, Герти была зачарована этим зрелищем.

– Нет тебе прощения за то, что ты сделал, – сказала она.

– Знаю, дорогая, – кивнул Макс.

– Вали, ты должен умереть навсегда.

Макс не обратил внимания на эти слова. Он напряженно смотрел на потолок, по которому уже пошли трещины; на фон Кнобельсдорфа посыпалась штукатурка. И тут у Макса возникла идея.

– Поскольку, старина Кнобби, нам с вами, видимо, предстоит сыграть в ящик, я тут подумал, что, возможно, смогу заинтересовать вас участием в одном маленьком эксперименте. Пилы у меня, правда, с собой нет, зато есть перочинный ножик, которого при данных обстоятельствах может оказаться достаточно. Помню, как вы настаивали на том, чтобы я выполнял свои ежедневные квоты по подопытным. К сожалению, на данный момент вы мой единственный пациент, и поэтому, я уверен, поймете меня правильно – у меня просто нет другого выбора.

Макс вынул перочинный нож.

– Он ужасно тупой, – признался доктор, – но, думаю, приложив определенные усилия, я смогу с его помощью добраться до макушки вашего черепа изнутри. Изначально этот ножик был предназначен для того, чтобы извлекать камешки из лошадиных копыт, но, надеюсь, мне все-таки удастся вас скальпировать.

Потолок у них над головой сотрясся от страшного удара, и обоих обсыпало штукатуркой и мелкими щепками.

– У вас есть максимум минута, так что делайте то, что считаете необходимым, – сказал фон Кнобельсдорф.

– Минута? Тогда сначала глаза, потом… думаю, поковырявшись, я смогу добраться до вашего мозга. – Макс воткнул лезвие фон Кнобельсдорфу в глаз. Оберштурмбанфюрер с трудом подавил крик. – Я просто затолкаю нож поглубже и выясню, смогу ли достать этим инструментом до префронтальной коры. Если вы не знаете, этот участок мозга отвечает у человека за агрессию, так что, я бы сказал, вы отлично сможете без него обойтись. Интересно только…

Последовал еще один удар огромнейшей силы. В потолке появилась дыра. В нее тут же просунулась большая рука и начала хватать воздух у Макса над головой.

– Фоллер! Фоллер! Фоллер!

Макс шарахнулся назад, отскочив от кресла и оставив перочинный нож в глазнице фон Кнобельсдорфа. А тот в это время, подавляя крик, пытался сконцентрироваться на том, что велела ему делать Гулльвейг.

Огромная рука исчезла. Но вместо нее показались две ладони – большие, грязные, с когтистыми пальцами. Они стали хвататься за края проема, выламывая доски, балки, дранку.

В увеличившемся отверстии сначала появилась волчья морда; она щелкала в воздухе мощными челюстями, пытаясь откусить фон Кнобельсдорфу голову.