Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От миссис Сорли, а Наоми все никак не могла заставить себя называть ее иначе, только по прежней фамилии, в Шато-Бенктен продолжали приходить роскошные посылки, которые вносили разнообразие в скудный рацион Австралийского добровольческого госпиталя. Судя по письму, полученному от нее прошлой осенью, миссис Сорли не находила себе места от тревожных мыслей. Ее сын Эрнест еще весной записался добровольцем и уже находился на борту одного из судов, идущих во Францию. По ее словам, теперь, когда люди узнали кое-что об истинном положении вещей, идти на фронт добровольцем вышло из моды. «Я позволила себе дать ему твой адрес. Он, в общем, парень неплохой. И если он заедет к тебе и у тебя будет время, я была бы очень признательна, если бы ты отнеслась к нему как к родственнику, хотя я абсолютно уверена, что так оно и будет. Должна сказать, что вы, Дьюренсы, — люди очень деликатные, и ему повезло, что у него есть такая сводная сестра, как ты».
И вот в первые дни весны Эрнест появился в Шато-Бенктен — долговязый, крепкий мальчишка, здорово напомнивший Наоми лейтенанта Маклина. Он сказал, что приехал из Булони, где ждет парома для отпуска в Лондоне. Он принимал участие в зимний кампании, но по солдатскому обыкновению не стал распространяться на эту тему. В самом деле, когда она вышла к нему, ей подумалось, что все пережитое, похоже, его закалило. В отличие от офицеров, он был без перчаток и даже без варежек, как санитары в шато. Прийти по холоду и дождю из города ему было нетрудно… Она повела его пить чай в столовую для медсестер.
— Извини, если я путаюсь под ногами, — сказал он.
В армейских ботинках он казался особенно неуклюжим. А когда она познакомила его с леди Тарлтон, он застеснялся и отвечал натянуто, точно застенчивый подросток.
— Мать пишет мне каждую неделю, — объяснил он Наоми. — «Ты повидался с сестрами?» Я ж и не против. Просто знаю, что ты занята…
И жестом, не требующим слов, указал на восток, где лежала громадная зона грязи и крови. Чай он пил жадно.
— Разве не смешно, что после войны мы будем сводными братом и сестрой? Мне кажется, для мамы это настоящая находка. Я всегда считал, что вы, сестры Дьюренс, девушки стильные. Ну, поскольку вы можете терпеть грубых Сорли…
— Ты был ранен? — спросила она.
— Слегка траванулся газом, — признался он. — Таким висящим в воздухе дерьмом, от которого все начинают хрипеть. Впрочем, отравился несильно, не пришлось даже обращаться в полковой эвакуационный пункт. Знаешь, поначалу это настоящий шок. Попадаешь в передряги, где, кажется, муха не уцелеет, не то что человек. Но потом как-то приноравливаешься. Мы отлично поработали во Фландрии. Показали им пару раз, где раки зимуют.
Когда ему пришло время возвращаться в лагерь, она договорилась о легковом автомобиле, который его подбросит. Не хотелось, чтобы он один пешком шел по холоду.
В ожидании машины они стояли на ступеньках. Она спросила:
— Ты не видел мою сестру?
— Нет, но если она на эвакуационном пункте… Удивительно, но пробыв здесь достаточно долго, кого только не встретишь. Подожду, пока фрицы закончат большое наступление, которое, говорят, уже нанесено на карты. Тогда и увижусь с ней.
А уже сев в автомобиль, он, подмигнув, сказал:
— Эй, да ты крутая… Дьюренсы не ровня Сорли.
— Так говорит твоя мать. Но она неправа.
Она смотрела вслед виляющему средь голых как скелеты деревьев автомобилю. Теперь у нее появился еще один, за которого придется волноваться.
* * *
На пункте эвакуации раненых в Денонкорте начали происходить странные вещи. Салли узнала о визитах военной полиции, которая приезжает и забирает санитаров. Не подряд, а выборочно. И, как объяснили ей другие медсестры, это никакой не арест. Их забирали в пехоту, даже если палаты оставались недоукомплектованными персоналом.
Эти события отозвались и в Шато-Бенктен. Наоми получила торопливо нацарапанную записку от Иэна Кирнана.
Увы, пишу это с милостивого разрешения старшины военной полиции. Я в старой тюрьме в Амьене. Она чем-то похожа на оперную декорацию. Поступил приказ собрать второстепенных лиц из военно-медицинской службы, дать им в руки оружие и отправить на фронт. На моем эвакуационном пункте я не считаюсь ключевой фигурой. Теперь я понимаю меру своей наивности, ведь я даже представить не мог, что такое возможно. Мадам Флерьё была права. Но, так или иначе, я отказался подчиниться приказу, и вот я здесь.
Дорогая Наоми, я знаю, что ты занята до поздней ночи. Но не могла бы ты написать письмо на имя заместителя начальника военной полиции Австралийского корпуса и рассказать ему все, что тебе известно о моих религиозных убеждениях.
Не могла бы ты также попросить мистера Седжвика, чтобы он, если возможно, написал и рассказал о наших встречах с Комитетом ясности? Знаю, для тебя это мучительно, но, любовь моя, я рад, что могу развеять твои страхи. В военной полиции мне все сочувствуют. Мне просто хочется, если это возможно, избежать тюрьмы в Великобритании, да и кто бы такое пожелал? В то же время мы вполне удовлетворены тем, что австралийское командование по-прежнему отказывается вводить смертную казнь за отказ взять в руки оружие по религиозным убеждениям. Мне страшно даже подумать о каком-нибудь несчастном британском или даже канадском квакере, который угодил в ту же ловушку и может быть казнен.
Она показала письмо леди Тарлтон.
— О Боже, — проговорила, прочтя его, леди Тарлтон. — Ты хочешь, чтобы и я написала?
— А вы сами хотите?
— Да. Ты должна сейчас ехать в Амьен и взять с собой письмо от меня. Как будто есть люди, которые притворяются квакерами.
Этот странный комплимент Наоми комментировать не стала. Леди Тарлтон быстро собрала всевозможные проездные документы, чтобы она могла выехать. Обе знали, что поездка будет далеко не увеселительной, ведь именно Амьен был главной проблемой британского фронта вдоль Соммы, и противник это тоже прекрасно понимал.
Когда после бесчисленных задержек в пути она приехала в Амьен и добралась до военной комендатуры у входа на вокзал, ей сказали, что тюрьма расположена в пяти километрах от города. И транспорта нет. Можно попытаться взять такси.
Она пошла в гостиницу и, обнаружив там ленивого портье, дала ему несколько франков, чтобы он отыскал такси. Водитель такси, по его словам, ожидал от нее не меньшей щедрости. Она устроилась на заднем сиденье, и машина повезла ее через каналы, потом по пригороду, и наконец они оказались в сельской местности. Тюрьма, бывшая крепость, окруженная облаками, высилась над суровой равниной и ее возделанными полями. Когда они подъехали к воротам, она попыталась уговорить таксиста подождать. Но, несмотря на все соблазны вознаграждения, он сделал вид, что не понимает, и уехал. Это была не проблема, пять миль до города можно пройти и пешком.
По холодному гравию она подошла к деревянной задней двери и заметила сбоку колокольчик, в который можно позвонить. Она собрала волю в кулак. Дверь открыл британский капрал. Она объяснила ему, зачем пришла, и он пропустил ее внутрь. Она оказалась на контрольно-пропускном пункте с напоминающими пещеры кабинетами. Сначала надо было зарегистрировать прибытие в журнале. Она заметила, что все это слегка напоминает гонения на христиан, как их живописуют в воскресной школе. Британский сержант, казалось, даже посочувствовал, что она связалась с уклонистом.