– Что с моей семьей? – спросил Елисей, еле ворочая языком.

Все тело словно занемело от ощущения навалившейся беды. Даже мысли в голове ворочались тяжело.

– Хозяйку увезли. Что с мальчиком, не знаю, – выдохнул Реваз, почти теряя сознание.

– Где это случилось? Как далеко?

– Я весь день скакал. Напали, когда мы за Пятигорск уехали. На тракте.

– Пусть лекарки посмотрят его раны. Седлайте каракового, – скомандовал парень, стремительно выпрямляясь.

Усилием воли взяв себя в руки, Елисей припомнил, что сам приказал ехать не быстро, чтобы не растрясти малыша и не испортить гостинцы. Вернувшись в свой кабинет, он быстро проверил свой тревожный ранец, навесил на себя все оружие, которое могло пригодиться в погоне, и, убедившись, что ничего не забыл, стремительным шагом вышел из дома. Жеребца уже оседлали, и теперь нежданный подарок гарцевал у коновязи, словно ему передалось состояние нового хозяина.

Отвязав коня, Елисей вскочил в седло и, оглядев свою команду, хищно усмехнулся:

– Занятия продолжать, как обычно. За мной никому не ходить. И не поминайте лихом, ежели что.

Он толкнул коня каблуками, и караковый взял с места в карьер. Охрана у ворот даже толком понять не успела, что произошло, когда мимо с треском подков пронеслось какое-то двухголовое чудо. Благо проезд в этот момент был свободен, и никто не был затоптан или покалечен. Елисей очередным волевым усилием заставил себя придержать жеребца, чтобы не запалить его раньше времени.

Но Карабаир, словно понимая, что ему не терпится попасть на место нападения, шел широким, размашистым галопом так, словно не ведал усталости. Пролетев весь путь до города на одном дыхании, Елисей заставил себя остановиться на ночлег и с первым светом отправился дальше. Жеребец, которого парень уже готов был сменить на любую другую лошадь, утром оказался свеж и готов к новой скачке.

Это было удивительно, но это было. Осмотрев коня, Елисей с изумлением понял, какой подарок ему сделал старый князь Георгадзе. Действительно княжеский. Прошедшей гонки могучий аргамак словно и не заметил. Быстро оседлав коня, Елисей попрощался с встревоженным Изей и снова вскочил в седло. К месту нападения он подъехал во второй половине дня. Тут уже вовсю работала полиция.

Увидев парня, полицейский ротмистр попытался было остановить его, но нарвавшись на бешеный взгляд казака, осекся. Пожилой десятник, едва завидев Елисея, отошел в сторонку и, дождавшись, когда парень отойдет, принялся быстро шептать что-то ротмистру. Внимательно выслушав его, тот задумчиво расправил усы и, кивнув, велел своим подчиненным не мешать.

За прошедшие сутки на месте нападения никто не успел порыться, даже тела еще не увезли, так что восстановить всю картину было не так и сложно. Засаду организовали грамотно. Сразу за поворотом повалили дерево, и кавалькаде негде было даже пытаться развернуть транспорт. Затем первым же залпом ополовинили казачье сопровождение. Дальше началась свалка. Женщины пытались бежать. Няньки и служанки Нино лежали в стороне от дороги, на пути к лесу.

Добежать им попросту не дали. Стреляли в спину. Тело бабки Радмилы нашлось рядом с каретой. Старая травница лежала ничком, поджав под себя руки. Присев над ней, Елисей насчитал три входных отверстия от пуль. Прикрыв глаза, парень сглотнул подкативший к горлу ком. Кое-как уняв разбушевавшуюся злость, он заставил себя открыть глаза и еще раз осмотреть тело.

Неожиданно что-то заставило его насторожиться. Еще раз внимательно осмотрев лежащее перед ним тело, Елисей вдруг понял, что с ним что-то не так. Осторожно ухватив труп за плечо, он аккуратно перевернул его на спину и, вздрогнув, еле слышно ахнул. Под телом травницы лежал Руслан. Радмила закрыла мальчика собой, пытаясь спасти его от пуль. Глядя на бледное лицо сына, Елисей никак не мог заставить себя прикоснуться к нему.

Подошедший десятник, узнавший парня, тяжело опустился на одно колено и, осторожно приложив пальцы к становой жиле ребенка, вдруг испуганно охнул:

– Живой! Сердце стучит еще!

Эти слова словно пробили какую-то плотину в сознании Елисея. Отодвинув полицейского десятника, он подхватил сына на руки и принялся осторожно осматривать. Как оказалось, ничего особо серьезного с ним не случилось. Падая, Радмила навалилась на мальчика, а тот ударился головой о камень на дороге и потерял сознание. Умирающая женщина успела сдвинуться так, чтобы не задушить его, но при этом ребенка не заметили со стороны.

Как ей это удалось, Елисей так и не понял, да и не до того ему сейчас было. Среди убитых Нино не было. Значит, Реваз не ошибся, и ее сумели захватить живьем. Но теперь, с раненым сыном на руках, он не мог продолжить погоню. Стоя рядом с разбитым обозом, Елисей судорожно соображал, как поступить, когда стоявший рядом десятник, негромко откашлявшись, тихо сказал:

– Прикажете к Изе-жиду мальчика отвезти, князь?

* * *

Склоняясь с седла так, что караковый вынужден был иногда идти боком, Елисей всматривался в след, оставленный бандой. Кто именно рискнул напасть на его семью, парня в тот момент вообще не интересовало. Он шел убивать. Не мстить, не отбивать жену, а именно убивать. Все чувства словно исчезли. В душе поселилась черная звенящая пустота. И только мысли о сыне заставляли его соблюдать хоть какие-то правила личной безопасности. Но это можно было назвать только их видимостью.

По следам он насчитал примерно три десятка всадников, но помня, что банда может вести с собой заводных лошадей, ориентировался на двадцать пять бандитов. То, что в погоню он отправился один, Елисей никак не волновало. Качество и надежность его оружия, особые боеприпасы, а главное, дикая, бешеная злость сделали его опасным и для большего количества бандитов.

Уходя из дома, он набил сменные обоймы особыми патронами. Помня о том, что в этом времени некоторые бандиты все еще носят кольчуги, вроде как в память предков, Елисей принялся экспериментировать с пулями для карабина. В итоге у него получилось что-то вроде экспансивных патронов. Отливая обычный снаряд, он аккуратно срезал носик, после чего высверливал в кончике пули небольшое отверстие.

Это немного влияло на баллистику, но полено средней величины, используемое вместо мишени, превращалось в щепки после четвертого выстрела таким патроном. И теперь, двигаясь по следу, парень держал на коленях карабин с пристегнутым оптическим прицелом и магазином, набитым именно такими патронами. Раненые и пленные ему были не нужны.

Уже сутки он шел по следу, постепенно сокращая расстояние до банды. Себе и коню он отводил на отдых не более трех часов. Караковый, даже несмотря на свою выносливость, начал постепенно