Он подогнал кресло к предпоследней двери.

— А вот здесь у нас начинается дорога на небеса.

Мужчина распахнул одну дверь, затем другую и вкатил Валю Смертина в скупо освещенную камеру.

Пахло здесь несносно. Тухлятиной и свежей кровью.

Кровью была обильно полита куча опилок в центре камеры. Луч света с потолка словно специально освещал только ее.

Валентин обратил внимание, что в камере холоднее даже чем в коридоре, продуваемом сквозняком.

Мужчина загнал кресло в дальний, самый темный угол. Сам прошелся по камере, обходя сально блестящие пятна крови.

— Здесь редко кто молчит, — заговорил он на ходу. — Случается, даже «химия» дока не действует. А тут пробивает.

Валентин заставил себя вспомнить, что в Чечне к таким интерьерам — выстуженные руины и кровь — притерпелся довольно быстро. Стало немного легче. Но нездоровая аура, сконцентрированная в камере, продолжала отравлять и подтачивать волю.

— Декорации способствуют, наверно, — через силу бодрясь, произнес Смертин. — Много ума не надо, кабанчика подрезать да кровью все обрызгать. А клиента впечатляет.

Мужчина остановился. Черный комбинезон с накладными карманами подчеркивал волчью поджарость фигуры.

— Кабанчика? Неплохая мысль.

Он скользнул вбок и исчез в густой тени.

Раздался лязг открывшейся двери. Скрипнув колесами, в камеру въехало кресло.

Мужчина подогнал его к куче опилок. Луч света упал на голову человека в кресле.

По всем описаниям, это был Басурман, правая рука Модного.

Басурман исподлобья уставился на кучу опилок.

Открылась дверь, через которую ввезли Смертина.

Еще один мужчина в черном комбезе вкатил своего клиента.

Увидев его, Смертин едва сдержался.

В кресле восседал Туркан, законный вор, посаженный сходкой курировать центр Москвы. Несмотря на туберкулезную худобу, спину Туркан держал прямо. Смертину вспомнилась строчка из ориентировки на Туркана — «при ходьбе держит спину прямой». Особая примета, значит. Но на все многочисленные описания татуировок, шрамов и порезов, разреза глаз и родинок с бородавками, перечисления адресов и близких связей взять Туркана еще никому не удалось. Просто не давали.

А тут спеленали, как Буратино, и привезли.

«У чьих же я отморозков?», — в который раз задал себе вопрос Смертин.

Он мысленно прикинул объем работы, помножил на степень ее профессионализма и пришел к выводу, что отморозки ни к одной из известных ему силовых структур принадлежать не могли. А работала именно структура, а не банда Робин Гуда, это очевидный факт. Как куча опилок на полу.

Туркана поставили лицом к Басурману.

Басурман медленно поднял голову, посмотрел на Туркана и вдруг зашелся дребезжащим нервным смехом.

— Что, папа, не удалось на чужой елде в рай въехать? — Он страшно оскалил зубы. — Эх, я бы тебе кадык выгрыз! Я же видел по телику, как ты всех заложил, падла! Всех продал, всех!! Слышь, вертухаи, вы пленку с его допросом на сходку подкиньте, там его воры на куски порвут. Вам даже мараться не придется.

— Цыц, сучонок! — сиплым голосом прикрикнул на него Туркан.

Басурман рванулся в кресле. Но ремни не пустили. Он завыл, извиваясь всем телом, как червяк, стиснутый с двух сторон. Конструкция кресла была явно рассчитана и на таких седоков, оно даже не покачнулось.

Туркан завертел седой головой, как лунь на ветке. Двое в черном стояли неподвижно позади своих кресел.

— Эй, нехристь, дай лоб перекрестить! — с трудом выдавил Туркан.

— Тебя черт вилами перекрестит, — ответил мужчина, что привез Смертина.

Громко ударил выстрел. Из головы Басурмана выбило липкий ком и швырнуло в лицо Туркану.

Туркан завизжал, затряс головой, пытаясь стряхнуть с себя липкую массу.

Мужчина что привез Смертина, сунул пистолет в кобуру, сноровисто расстегнул ремни и свалил безжизненное тело Басурмана на кучу опилок.

Оперся руками о дужки кресла Туркана.

— Что, голос прорезался?! — крикнул он ему в лицо. — А ты думал, мы в «Петрах», где тебя каждая вошь знает? Нет, Туркан, здесь на твой закон клали с пробором.

Он выпрямился. Кивнул конвоиру Туркана.

— Назад на допрос. Будет волынку тянуть, еще раз к доку — и сразу сюда.

Туркана выкатили из камеры.

Мужчина постоял, разглядывая судорожно подрагивающее тело Басурмана.

Хрустя бутсами по бетонному полу, подошел к Смертину.

Валентин обмер и плотно сжал веки. Он вдруг отчетливо почувствовал затылком дырку в высокой спинке кресла. Через нее сочился студеный сквозняк и жег кожу.

Т а к умирать Смертин не хотел.

Он до хруста в желваках сцепил зубы, чтобы не заорать от страха, когда кресло стронулось с места и медленно покатилось вперед.

Сквозь веки просочился розовый свет — кресло въехало под лампу. А потом сделалось темно.

Валентин пошевелил пальцами, чтобы выяснить, жив он или нет. Пальцы двигались. И сердце еще билось. Только плохо. Вяло и с перебоями.

Он судорожно вздохнул, когда понял, что из камеры они выехали и теперь проклятое кресло катится по мрачному коридору. Куда-то под уклон. К мерному урчанию чего-то большого и мощного. Звук напоминал автоклав.

Скрипнули петли двери, веки лизнул яркий свет.

Мимо кресла проскрипели бутсы. Сквозь мерный гул вращающегося агрегата послышался голос мужчины. Он с кем-то разговаривал, не заботясь, слышит Смертин или нет.

— Сколько успели обработать? — донеслось до Валентина.

— Полностью — шестерых, Владислав, — ответил незнакомый голос. — Восемь дозревают. И еще там — трое. Только начали с ними работать.

— Забери из ликвидационной еще одного, — распорядился Владислав. — С него переходите на препарат «А». У нас еще восемь человек на конвейере, зашьетесь.

— Тогда давай я «аннушку» и этим троим вкачу. Что останется, прокрутим в барабане. Так быстрее получится.

— Хорошо. Действуй. Да, одну ванну я на часок займу.

— Как скажешь, Владислав.

Бутсы прохрустели по бетону, приближаясь к коляске.

Владислав больно похлопал Смертина по щекам, заставив открыть глаза.

Смертин увидел вытянутый зал, похожий на котельную. Только вместо котлов в нем стояли три автоклава, медленно проворачивающие овальные тела контейнеров. Вдоль автоклавов прохаживался человек в комбинезоне. Роста он был небольшого, круглый и видом напоминал прораба.

— Здесь наша экскурсия заканчивается. В этом зале мы утилизируем трупы. — Владислав указал на вращающиеся контейнеры. — Внутри культура бактерий, разогретая до нужной температуры. Бактерии жрут все, из чего состоит человек. При обычной температуре они не опасны, а примерно при ста двадцати градусах становятся активны. Через час от человека остаются только коронки и зубные протезы. Но их мы изымаем заранее.