Пальцы Зарецкого на моей талии отчего-то напрягаются, я вижу, как проступают вены на руках, чувствую, как каменеет вдруг сильное тело. И радуюсь тому, что он переключился с прошлого на Озеровых и тварь, шляющуюся по городу. Только не радуюсь снова изменившемуся настроению.

- Аарон?

- Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уступить бреши?

Я вздыхаю. Молчу несколько секунд, подбирая слова, пытаясь понять, как объяснить.

- Все собиратели думают об этом так или иначе, - снова пожимаю плечами в итоге. – Чем сильнее собака, тем громче зов. Брешь зовет домой. Но… всерьез я никогда не рефлексировала на этот счет, никогда не хотела уходить вот так.

Падший выдыхает шумно и протяжно, тоже хранит молчание какое-то время.

- Что? – немного склоняю я голову набок, все еще сжимая в руках клочок бумаги, очевидно, из какого-то блокнота. Знакомые символы, кажется, что я их уже где-то видела. Может, не совсем их, но что-то подобное.

- Ничего, - качает Зарецкий головой. – Не понимаю, почему Игорь ничего не заметил, ничего не предпринял.

- Он занимался дочерью, Аарон. Катя даже на руки ее брать не хотела. К тому же кроме Кати, мотавшей его нервы на кулак, как цветную ленту, у Озерова было еще несколько собирателей. Как и я не одна у Доронина, Катя была не одна у Игоря. Смотрителей еще меньше, чем собирателей, и платят им те же пятнадцать тысяч, что и нам, а работа адская, давай на чистоту. Я их не защищаю, просто…

- Я знаю, что в Совете все через жопу, - скрипит зубами Зарецкий.

- …мы тоже не сахар, - все-таки договариваю и решаю сменить тему. – Ты все-таки считаешь, что пропажа Алины как-то связана с тем, что происходит?

- Да. Возможно, не само исчезновение. Возможно, Игорь куда-то влез, пока искал ее. Что-то вскрыл, и это что-то в итоге его убило.

- Если отбросить детали, его убила я, - кривлюсь. - Ты знаешь, что это? – я протягиваю Аарону клочок бумаги, который все не дает мне покоя. И что-то еще... что-то в его словах о Игоре, о том, что смотритель куда-то влез…

Зарецкий тянется за собственным мобильником, снимает блокировку, протягивает телефон мне. Там еще снимки. Снимки пустой комнаты и тех же символов на стенах. Я листаю и чем дальше листаю, тем больше напрягаюсь.

- Они везде, - говорит Аарон, вместе со мной разглядывая изображения. – Пол, потолок, даже ножки стола. Никак не могу понять, что это.

- Кажется очень знакомым, - киваю. Фотографии, которые я листаю, темные, даже несмотря на вспышку, символы тоже, как будто сделаны кровью. Сколько же времени это заняло у Игоря? И зачем? Почему собиратели и ведьмы, не просто ведьмы, а…

А в следующий миг в голове вдруг что-то щелкает, как будто включается нужный рубильник.

- Темные, - бормочу себе под нос.

- Что? – Аарон хмурится, когда я поднимаю на него взгляд.

- Оно забирает только темных: ведьмы темных ковенов, собиратели, Игорь…  И не просто какие-то ведьмы, не просто какие-то собиратели. Он забирает сильных. Почему?

- Может, - в теплых глазах Аарона светится понимание, - потому что только эту энергию он способен переварить. Подобное к подобному. Оно само хуже ада, квинтэссенция дерьма…

Скулы Зарецкого заостряются, взгляд становится хищным и предвкушающим, уголки губ кривит едва заметная улыбка.

Черт!

- Нет, Зарецкий, - качаю головой насмешливо и тяну за руку, прежде, чем он успевает подхватить ноут. – Завтра. Сейчас мы идем спать.

- Лис… - хозяин «Безнадеги» тормозит, оглядывает бумаги, разбросанные по дивану, возвращает просящий взгляд ко мне.

- Без вариантов, падший, - киваю и все-таки утаскиваю его за собой. В конце концов, кому-то еще предстоит ремонт на кухне.

- Не сходится, - бормочет Зарецкий, когда я почти проваливаюсь в сон. Господи, выключи этого мужика хотя бы на ночь…

Я вздыхаю, переворачиваюсь в его руках, чтобы видеть лицо.

- Что именно?

- Озеров – светлый. Светлый шаман… - произносит Аарон, будто ждал моего вопроса. – Я смотрел его дело, он…

- Ой ли? - меня тянет улыбаться, потому что Зарецкий выглядит слишком сосредоточенным и серьезным, потому что я буквально слышу, с какой сумасшедшей скоростью крутятся шестеренки в его голове, потому что понимаю, наверное, лучше самого падшего, почему он так вцепился в это дело.

- Что…

- Озеров был светлым, Аарон. Но… - я провожу рукой по высокому лбу, разглаживая хмурые складки, - каковы шансы, что остался таковым до самого конца? Ты сам знаешь, что из ада и тьмы черпать проще, чем из света.

- Это просто догадка, Лис? Или ты почувствовала, когда извлекала душу?

- И первое, и второе. Мне странно, что ты не обратил внимания, когда Игорь приходил.

- Не концентрировался, - снова хмуро кивает Зарецкий. – Считал, что нет необходимости. Игорь мало меня интересовал и как иной, и как возможный клиент. Я стараюсь избегать шавок Совета. К тому же все и так знают, что Озеров сумасшедший. Как считаешь, сколько времени эта дрянь сидела в нем?

- О нет, - усмехаюсь, останавливая и себя, и Аарона, закрывая рукой рот падшего. – Даже не надейся. Спать, Аарон. Все свои вопросы ты задашь только после как минимум восьмичасового сна.

- Эли, я…

- Я понимаю, что круче тебя только горы, но, Зарецкий, мне на это как-то все равно, - я демонстративно отворачиваюсь под серьезным взглядом и натягиваю одеяло повыше. – Спокойной ночи.

- Беспощадная, - нарочито громко вздыхает Аарон, снова притягивая к себе. – Спокойной ночи.

Я тихо улыбаюсь и закрываю глаза.

Чувствую за спиной сильное тело, тяжелые руки на талии, дыхание, шевелящее волосы у шеи. Зарецкий горячий, как печка…

На самом деле я рада, что этот день наконец-то подошел к концу, рада, что Аарон сорвался за мной, рада, что я тут, а где-то внизу, в гостиной, дрыхнет в кресле Вискарь, а немного дальше по коридору – Дашка. Это… нормально. Так нормально, что снова на миг становится не по себе, потому что в моей жизни нет ничего нормального. Но я отгоняю дурацкие мысли и фатальное ощущение пусть и с усилием, зажмуриваюсь крепко, как в детстве, и медленно выдыхаю, чувствуя, как начинаю соскальзывать в сон.

Выключает меня почти мгновенно, и в этот раз…

Слава тебе, Господи, за маленькие радости.

…ничего не снится. Только темнота: мягкая и теплая, дарящая отдых и помогающая расслабиться. Она бархатная, эта темнота, шелковая. Мне нравится, мне спокойно.

Когда я открываю глаза, Зарецкого в постели уже нет, а часы на мобильнике показывают одиннадцать.

Вылезать из постели в сонную хмарь этого утра совершенно не хочется. За окном опять дождь, в стекло стучат ветки, гудит нерешительно ветер. А под одеялом тепло и сладко, тянет с кухни чем-то жареным, то ли блинами, то ли оладьями, немного кофе.