отношению к непокорным, отразившаяся в рассказе Льва Диакона о казни Святославом во взятом им Филиппополе 20.000 (!) болгар, его стремление навязать свою власть вызвали выступление части болгар, подстрекаемых Византией против русских, и, так как лучшая часть русского войска во главе с самим Святославом отсутствовала, ряд городов Болгарии поднял восстание и освободился от власти русского князя. Вернувшись из Киева, Святослав заставил их снова силой меча признать свою власть. Прежде чем начать завоевание Балканского полуострова и Константинополя, прежде чем осуществить план изгнания византийцев в Малую Азию, нужно было обеспечить за собой Болгарию. Святослав привлек на свою сторону болгарского царя Бориса. Захватив в плен Бориса, он пощадил его жизнь, сохранил его семью, оставил с ним его свиту. Борис, по-видимому, сохранил даже свой престол и свой титул «царя болгар», став в вассальную зависимость от Святослава, как союзный, «подручный» владетель.

Эту своеобразную независимость Бориса Святослав подчеркнул еще и тем, что оставил его в Преславе, где остался и русский отряд Сфенкеля, а сам ушел в Доростол. Такая политика русского князя обеспечила ему, правда ненадолго, покорность Болгарии и участие болгар, особенно в первое время, в его войне с Цимисхием.

Правда, болгары оказались очень ненадежными союзниками.

Прошла зима, но скрестить свое оружие со Святославом Иоанну Цимисхию так и не удалось. В Малой Азии вспыхнуло восстание Варды Фоки, и император не только сам не смог пойти в поход на русских, но вынужден был перебросить войска и самого Варду Склира в Малую Азию. Этим воспользовался Святослав и предпринял вторжение в византийские земли. Македония была опустошена. Теперь уже русский князь не собирался ограничиваться Северной Болгарией, и его войска, перевалив Балканы, спустились на равнину и двигались к Константинополю.

Русские заняли Великую Преславу, Доростол, Филиппополь, Адрианополь. «Хочю на вы ити и взяти градъ вашь», — заявил Святослав грекам и, победоносно продвигаясь вперед, приближался к своей заветной цели — Царьграду.

План овладения всеми византийскими землями на Балканском полуострове и самой столицей империи был близок к выполнению. Страшные «тавроскифы» неудержимо рвались к Царьграду.

В Византии царили смятение и растерянность. Настроения, охватившие византийцев, нашли отражение в некоторых греческих источниках той поры. Так, например, в стихотворении Иоанна Геометра (X в.) мы находим такое место:

То, что делается на Западе, какое слово это выскажет? Толпа скифов как будто на своей родине рыщет и кружит здесь по всем направлениям. Они с корнем вырывают крепкую породу благородных мужей, и меч делит пополам младенцев. Прежде крепкие города — обратились в груду развалин; табуны лошадей — там, где жили люди. Так истребляются страны и села. А ты, царственный очаг, Византия, скажи мне, до какой участи дошел ты, город, столько же теперь превосходящий других бедствиями, сколько прежде счастием. Ты ежедневно потрясаешься, и рушатся самые твои основания. И твои обитатели, вместо светлых и красивых дворцов, осуждены жить на пустынных островах, притаив дыхание[573].

Невольно у греков возникало чувство озлобления против Цимисхия и напрашивалось сравнение с убитым им Никифором Фокою, при котором страшные русские были союзниками императора. Об этом говорит надпись, сделанная митрополитом Мелитинским Иоанном на гробнице Никифора Фоки, связанная с войной с русскими 971–972 гг.:

Тот, кто прежде был крепче мужей и меча, сделался легкой добычей женщины и меча. Тот, кто своею силой держал в руках власть над всей землей, тот занимает теперь малый уголок земли… Но восстань ныне, царь! И устрой пеших и конных и копейщиков, твое воинство, фаланги и полки. На нас устремляется русское всеоружие; скифские народы в бешеном порыве наносят убийство, грабят всякое племя, твой город, между тем прежде их страшил твой образ, начертанный перед воротами Царьграда. Не презри этого, сбрось камень, который прикрывает тебя… Если же нет, то вскрикни хоть раз из земли своим голосом, может быть и это одно рассеет их; если же и это тебе неугодно, то прими нас всех в свою гробницу[574].

Грянула битва под Адрианополем. «И одоле Святослав, и бежаша Грьци, и поиде Святослав ко граду, воюя и грады разбивая, яже стоять и до днешнего дне пусты», — повествует летописец.

Византия в страхе дрожала перед русскими. Только в 971 г., разбив и пленив Варду Фоку, Цимисхий смог выступить против Святослава. Император готовился к войне. Шли смотры войск, производились учебные плавания судов, набирались все новые и новые отряды. Византийская флотилия в 300 судов вошла в Дунай, «чтобы скифам, обращенным в бегство, нельзя было уплыть в свое отечество, к Киммерийскому Боспору» (Лев Диакон).

Начался новый этап войны. Византия стояла на краю пропасти. Никогда еще русские не были так близко от стен Константинополя, и это был не набег морской вольницы, а поход, рассчитанный на завоевание всей европейской части империи. В самом начале весны Цимисхий выступил в поход. Его войско состояло из 15 тысяч пеших и 13 тысяч конных воинов. Ядром армии императора были знаменитые «бессмертные», своего рода царская гвардия. Следом за этим передовым отрядом шла и остальная армия во главе с Василием. Она была снабжена тяжелыми осадными машинами, необходимыми для разрушения городских укреплений. За нею двигались бесчисленные обозы. Наша летопись, правда преувеличивая, определяет число греческих воинов, выступивших против русских, в 100.000 человек.

Во время своего пребывания в Адрианополе Цимисхий через разведчиков узнал, «что неудобные и тесные дороги», ведущие в Болгарию через Балканы, называемые «Клейсурами», по недосмотру, губительно отразившемуся на русском войске, оставлены Святославом без охраны. Цимисхий немедленно использовал эту роковую оплошность Святослава. «Прошедши, сверх всякого чаяния, гористые опасные места», Цимисхий подошел к занятой русскими Преславе. Преславу защищал лишь отряд Сфенкеля, состоявший из русских и болгар. Тут же находились со своими войсками болгарский царь Борис и Калокир, который, когда греки подошли к городу, «тайно, в самую глухую ночь, уехал из города к Святославу».

Русские были поражены внезапным появлением неприятеля у стен Преславы, но немедленно же, выйдя из города и построившись в несколько рядов, «в сильный боевой порядок», надев на рамена свои длинные щиты и обнажив мечи, с грозным боевым кличем обрушились на греков. Несмотря на явное превосходство греков и в числе, и в вооружении, «битва с обеих сторон была равная». Только удар по левому крылу русских, нанесенный конницей «бессмертных», заставил русское пешее войско отойти и укрыться за стенами города. Попытка пойти на штурм не увенчалась успехом для греческих воинов. Осыпанные дождем стрел, они вынуждены были отойти.

Настала ночь. Наутро к Цимисхию подошел Василий. Заработали осадные машины.