Итак, 5 января Сталин сообщил Жукову, что Красная армия переходит в общее наступление. От Ленинграда до Черного моря 8 фронтов, включающих 40 армий, должны начать атаки в ближайшие сорок восемь – семьдесят два часа! Говоря о неимоверных усилиях, которые потребует наступление, следует помнить не только об ужасных погодных условиях и потерях в ходе декабрьского контрнаступления, но и о страшных потерях начиная с 22 июня – потерях беспрецедентных в мировой военной истории. Из строя выведены 4,5 миллиона человек, из них более 3 миллионов убиты, оказались в плену и пропали без вести: кадровая Красная армия, существовавшая на 22 июня 1941 года, была унесена ураганом «Барбароссы». Цифры потерь техники кажутся невероятными: 20 500 танков, 101 000 орудий и минометов, 6 миллионов единиц стрелкового оружия, 21 200 самолетов… Что еще хуже, убиты, пленены или пропали без вести 203 000 офицеров: 80 % командного состава. На оккупированной врагом территории осталось 40 % населения и 35 % промышленного потенциала, который достался врагу. На 1 января 1942 года в Советском Союзе осталось менее 1500 современных танков[542].

Несмотря на эти фантастические потери, на 1 января 1942 года в Красной армии насчитывалось 4,1 миллиона человек.

Немцы тоже понесли большие потери. К 31 декабря 1941 года германские войска на Восточном фронте потеряли около миллиона человек, то есть приблизительно треть от своего состава на 22 июня. Безвозвратные потери (убитыми и пропавшими без вести) достигали более 310 000 человек[543], почти все принадлежали к боевым частям. В числе безвозвратных потерь 32 485 офицеров, то есть каждый второй. Потеряно более 3000 танков, 17 500 артиллерийских орудий и минометов всех типов, 90 000 грузовиков и различных автомобилей, 260 000 лошадей. Люфтваффе потеряли 4400 самолетов, уничтоженных или серьезно поврежденных. На 1 февраля, благодаря прибытию подкреплений, численность войск Германии и их союзников достигала 2,8 миллиона человек. Но никогда больше у рейха не будет такой мощной армии, какая была у него в 1941 году. 10 января Жуков вновь бросил свои армии вперед. Наступление началось удачно. В первые двое суток части 20-й и 1-й ударной армий осуществили успешный прорыв в районе Волоколамска, где оборону держала III танковая армия Рейнхардта. В прорыв немедленно была введена импровизированная мобильная группа: 2-й гвардейский кавкорпус генерала Плиева, 22-я танковая бригада и пять лыжных батальонов. Советские войска продвинулись на 25 км вперед по обеим сторонам Ржевского шоссе, отступление немцев становилось все более неорганизованным. Но 19 февраля Генштаб приказал отвести с передовой 1-ю ударную армию и передать ее в резерв Ставки. «Это означает загубить наступление! – бросил Жуков Шапошникову. – Наоборот, надо усилить это направление!» – «Приказ Верховного главнокомандующего», – ответил ему Шапошников. Жуков позвонил Сталину, но услышал лишь: «Отводите эту армию без рассуждений». Жуков вновь обратился к Шапошникову, который, по своему обыкновению, развел руками: «Голубчик, ничего не могу сделать, это личное решение Верховного». Жукову оставалось лишь издать 20 января приказ: «Объявляю благодарность командующему армией генерал-лейтенанту тов. Кузнецову, члену Военного совета армии бригадному комиссару тов. Колесникову… всем бойцам, командирам и политработникам армии. Вперед, к новым победам, за Родину, за Сталина, под знаменем великой большевистской партии!» Результат отвода в тыл лучшей армии Западного фронта не заставил себя ждать. Наступление оставшейся в одиночестве 20-й армии забуксовало уже 21 января. Это сказалось на действиях Конева, который без поддержки Жукова не смог, наступая с севера, в течение сорока восьми часов овладеть Ржевом, что было ему предписано приказом от 10 января. Он остановился в 35 км от города. Приказ повторят ему восемь раз, но Ржев будет взят лишь в 1942 году.

В центре Жуков продвинулся на сотню километров за десять дней – прекрасный темп для армий, передвигавшихся пешком. Освобождены были Можайск и Медынь, советские части вышли на окраины Юхнова. На юге 10-я армия Голикова совершила 75-километровый бросок до Кирова. Но Жуков был недоволен. Анализ изданных в период с 8 по 30 января приказов показывает размах проблемы, с которой он столкнулся. Все командующие армиями, занимавшие свои посты по меньшей мере по полгода, имели весьма смутные представления о том, как следует управлять этими формированиями. 20 января он преподал урок командующим 20, 16 и 5-й армиями: «Преследование противника вести стремительно, создав на главных направлениях сильные ударные группировки и продвигая их параллельно отходящим главным силам противника. Преследование широким фронтом с равномерным распределением сил, как приводящее только к выталкиванию противника, категорически запрещаю. Ударные группировки должны с хода прорвать линию обороны арьергарда противника и… рассекать на отдельные изолированные группы главные силы противника, окружать их и пленить»[544]. Прислушались ли они к нему? В этом можно усомниться. В январе немцы потеряли убитыми «всего» 48 000 человек, меньше, чем в июле или в сентябре 1941 года, меньше, чем их противник (66 000). По мере отступления они приближались к конечным станциям своих железнодорожных линий, тогда как Жуков удалялся от своих.

Однако Жуков к 20 января увидел благоприятную возможность: 33-й армии генерала Ефремова оставалось не более 60 км до Вязьмы. Продвижение ее и ее соседки, 50-й армии, отсекло IV танковую армию от IV полевой армии. Образовался коридор. Чтобы отрезать немецким войскам путь к отступлению, Жуков сначала выбросил в их тылу, в 40 км южнее Вязьмы, воздушный десант: четыре батальона. Затем он приказал Ефремову вместе с кавалерийским корпусом Белова войти в коридор, ведущий к Вязьме. Вот что он написал в приказе Белову: «Будет блестящий успех. Противник бежит по всему фронту. Давайте скорее к Вязьме!» Но его план основывался на способности других армий его фронта расширить коридор, то есть взять Юхнов – узел обороны германской IV армии. Но 50-я армия обломала зубы об этот город, так же как пришедшие ей на помощь 43-я и 49-я. Волны штурмующих разбивались о пулеметные гнезда немцев. Жуков вызвал к себе по очереди командующих всеми тремя армиями и повторил им то, что было уже изложено в директиве от 8 января: «Несмотря на запрещение, продолжают иметь место (особенно в 49-й армии) лобовые атаки укрепленных противником населенных пунктов. Требую прекратить лобовые атаки и действовать главным образом обходами и охватами. в первую очередь лыжных отрядов»[545].

27-го Белов, прошедший по узкому коридору 35 км, встретился с десантниками. 1 февраля 33-я армия Ефремова, подгоняемая Жуковым, соединилась с ними, и на южных окраинах Вязьмы завязались бои. Часть 8-й воздушно-десантной бригады, десантировавшись в трудных погодных условиях, пришла на помощь армии Ефремова. 2 февраля эти выдвинувшиеся далеко вперед силы едва не перерезали шоссейную и железную дорогу на Варшаву – жизненно важные для снабжения группы армий «Центр» транспортные артерии. Одновременно Конев перебросил с севера на юг свою 39-ю армию и 11-й кавалерийский корпус. Продвинувшись на 50 км к Вязьме, эти силы окружили в Оленино 11 немецких дивизий. До Вязьмы им оставалось 10 км. Казалось, основной части группы армий «Центр» грозит окружение. Чтобы дать Жукову административные рычаги для выполнения этого замысла, Ставка возродила «западное направление», координировавшее действия Западного и Калининского фронтов. Жуков возглавил его 1 февраля, одновременно оставаясь командующим Западным фронтом. Но даже для Жукова такая нагрузка оказалась непосильной, отчего пострадало управление войсками.