3 и 4 февраля ситуация резко изменилась в пользу немцев, в значительной степени благодаря решительным и смелым действиям Моделя, нового командующего IX армией. В Оленино немецкие дивизии вырвались из окружения и, в свою очередь, отрезали от тылов войска Конева. 29-я армия была окружена и практически полностью уничтожена. 39-я армия и 11-й кавкорпус избежали разгрома лишь благодаря отказу от продолжения наступления на Вязьму. Настала очередь Западного фронта испытать на себе немецкую контратаку. Начатая 3 февраля по обе стороны от Юхнова, она отсекла армию Ефремова, корпус Белова и десантников от главных сил. Это была катастрофа. «Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили противника, – признаётся Жуков в своих „Воспоминаниях“. – „Орешек“ там оказался более крепким, чем мы предполагали…»[546]

У Жукова не было танков, не осталось снарядов для артиллерии (их выдавали по одному-два на день!), не было хлеба, войска больше не могли двигаться вперед. «Из запланированных 316 вагонов на первую декаду не было получено ни одного. Из-за отсутствия боеприпасов для реактивной артиллерии ее пришлось частично отводить в тыл»[547]. Принятый 15 февраля Сталиным, он умолял его дать фронту противотанковые ружья и орудия, а также пистолеты-пулеметы. Но промышленность – которая после переброски за Урал еще не заработала на полную мощность – не может снабжать вооружениями восемь фронтов, ведущих наступление одновременно. Сталин слишком широко замахнулся, общее наступление выдыхалось само по себе. Гитлер почувствовал, что силы русских на исходе. Своим командующим группами армий он заявил 18 февраля: «Мы устранили угрозу паники в духе 1812 года»[548].

Задача на ближайшее будущее: помочь окруженным войскам. Жуков (с трудом) осуществлял их снабжение по воздуху, одновременно эвакуируя сотни раненых. Люди Белова, Ефремова и парашютисты держали оборону в лесном массиве в 40 км к юго-востоку от Вязьмы. 26-го Жуков вновь был у Сталина. Он добился от Верховного людей и снаряжения для своих войск. Но слишком мало и слишком поздно. 2 марта 50-я и 43-я двинулись на выручку окруженных. После трех дней ожесточенных боев они овладели Юхновом, но не смогли продвинуться дальше. Остальные армии повсюду остановлены немцами, к которым после окончания зимних холодов вернулся их боевой дух, поддерживаемый вновь завоеванным господством в воздухе и прибытием подкреплений из рейха. Крупное советское наступление в Крыму тоже провалилось. Операции на Украине, вдоль Донца, были парализованы непролазной грязью. Ветер сменился. 15 марта в речи, произнесенной в Берлине, Гитлер заявил: «Сегодня мы знаем одно: большевистские орды, которые германские солдаты и их союзники не смогли победить этой зимой, летом мы будем громить до полного их уничтожения!»[549]

Но Сталин отказывался признавать очевидное и упорно требовал продолжать наступление. 16 марта Ставка сообщила Жукову, что к концу месяца он должен достичь линии Ельня-Десна – Днепр! Снова придется атаковать. В отсутствие артиллерии командиры дивизий гнали цепи пехоты на неподавленные огневые точки противника. За март Западный и Калининский фронты потеряли еще 268 000 человек (из них 102 000 составили безвозвратные потери). Немцы за февраль-март 1942 года потеряли 189 000 человек, но получили подкрепление 130 000 свежих человек.

Жуков посылал Сталину многочисленные доклады с просьбами остановить наступление: «Мы сами истекаем кровью». Сталин оставался непреклонен: «Наступать! Если не добьетесь результата сегодня – добьетесь его завтра. Если даже вы ничего не достигнете, кроме сковывания сил противника, все равно результат будет чувствоваться повсеместно». Абсурдное утверждение. Без соответствующей подготовки, без артиллерии многократно повторяющиеся атаки не могли причинить сколько-нибудь значительного вреда немцам, хорошо окопавшимся и имеющим в изобилии боеприпасы. Через два дня Сталин повторил свой приказ. Западное направление должно предпринять новую попытку наступления в конце марта – начале апреля. Все напрасно: потери огромны, достигнутые результаты ничтожны. Теперь Сталин вынужден был признать очевидное: силы Красной армии истощены. Хотя контрнаступление под Москвой и стало для немцев тяжелым поражением, для советской стороны оказалось неполной победой. Январским общим наступлением и упрямством, с которым он гнал войска в атаки в феврале и марте, Сталин частично нивелировал победу Жукова, который даст такую краткую и емкую оценку боевым действиям этой операции: «Подсчитайте общие наши потери и достигнутые результаты, и будет ясно, что это пиррова победа»[550].

Избавившись от давления на свой фронт, немцы приступили к ликвидации окруженной группировки Ефремова-Белова, затруднявшей своими рейдами и атаками снабжение группы армий «Центр». Жуков добился от Сталина разрешения для нее идти на прорыв. Он приказал 40 000 человек идти на юго-запад через район Верхней Десны, контролируемый партизанами, затем повернуть на Киров, «где, – как он пишет, – 10-й армией фронта будет подготовлен прорыв обороны противника. В этом месте был самый слабый участок в обороне противника.

Кавалерийский корпус генерала П.А. Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, проделав большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии в конце мая – начале июня 1942 года». Все тяжелое вооружение было потеряно, но 15 000 обстрелянных бойцов вышли к своим.

«Генерал-лейтенант М.Г. Ефремов, считая, что этот путь слишком длинен для его утомленной группы, обратился непосредственно в Генштаб по радио с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути – через реку Угру.

Мне тут же позвонил И.В. Сталин и спросил, согласен ли я с предложением Ефремова. Я ответил категорическим отказом. Но Верховный сказал, что Ефремов опытный командарм и что надо согласиться с ним»[551].

Жуков, наверняка оскорбленный поступком Ефремова, тем не менее подготовил атаку, осуществленную силами 43-й армии, прорвавшей оборону противника и углубившейся на 7 км на запад. Но Ефремов не пришел. Его группа была перехвачена немцами в пути и разгромлена. Тяжело раненный, генерал застрелился 19 апреля, чтобы не попасть в плен. После этой трагической развязки Жуков приказал своим тринадцати армиям стать в оборону. Снег растаял, и эта часть Центральной России скрылась под океаном грязи.

К судьбе 33-й армии Жуков вернется в 1966 году на встрече с военными историками в редакции «Военно-исторического журнала»[552]. «Войска Ефремова и Белова… прорвались через имевшиеся промежутки в обороне противника; затем действовали вместе с партизанами в его тылу. Попытки их наступать на Вязьму успеха не имели, потому что у них не было тяжелых артиллерийских средств и ощущался острый недостаток боеприпасов. Поэтому войска фронта, действовавшие в районе Вязьмы, перешли на положение партизанских отрядов. […] Полоса действий войск фронта зимой 1942 года простиралась на 600 километров, и, конечно, очень трудно было уследить за действиями тактического порядка. Ефремов прошел в свободную „дырку“. Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения на Угре оставил, а он, к вашему сведению, оставил всего отряд в составе 90 человек без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую… Что должен был сделать Ефремов? Он должен был. пару дивизий поставить. для того чтобы у него тыл был обеспечен. Он этого не сделал… […] Ну, шапка была набекрень у всех тогда… И я недооценил состояние Вяземской группировки противника…»