Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Славная повесть! – заходился змий. – Вот умён был мой собрат! Ну-ну, давай, что дальше!
– Вышел святой из келлии и спрашивает: отчего шум? Напали на него люди, стали насмехаться, браниться, говорить, что-де недостойно блуднику занимать престол апостольский. И решили: посадим его на плот и пустим в Волхов, пусть река его из города прямо в море синее унесёт. Так и сделали: отвели святого к мосту, посадили на плот и пустили в Волхов.
Хохот змия гремел подобно буре; Вояте даже пришлось замолчать и переждать.
– А бес радовался и говорил: вот отомстил я тебе! – продолжал он, когда хохот и свист поутихли. – Но, хоть у моста течение было сильное, плот понесло не вниз, а вверх по реке, и приплыл он к монастырю Юрьеву в трёх верстах выше моста. Увидели это люди и сказали: напрасно мы согрешили на тебя, пастыря нашего, а ты праведен и свят!
В облаке мрака воцарилось воистину мрачное молчание.
– Продолжать? – спросил Воята. – Поведать тебе ещё о чудесах святого Илии-Иоанна?
– Хватит. – Тьма глубоко вдохнула, потом выдохнула, и порыв стылого ветра зашевелил волосы на голове у Вояты. – Утомил ты меня своими баснями. Убирайся прочь.
– Уговор. Я одолел – ты мне человека. Девицу-лебедь, что недавно отцовской злобой прислана к тебе была.
– Ин ладно, – не без ехидства согласился змий. – Будет тебе девица-лебедь.
Он свистнул; Воята зажал уши руками.
С водяного неба слетело нечто белое, будто падучая звезда; птица лебедь сделала круг над облаком мрака и уселась на траву.
– Вот тебе твоя награда! – хмыкнул змий. – Как получил, так и отдаю. Совет да любовь!
Воята встал и осторожно приблизился к птице. Она приподнялась на лапах и снова села, развела крылья и сложила. Едва дыша от волнения, Воята взмахнул батожком рябиновым и коснулся спины птицы.
Змий ведь мог и обмануть. Следовало убедиться, что это та самая лебедь.
Птица опустила голову на длинной шее, вздрогнула… и на её месте оказалась сидящая на коленях девушка. Воята видел её затылок и длинные тёмные волосы, покрывшие всю спину.
В негодовании змий взвыл и заревел; со всех сторон разом грянули вихри, Воята кинулся к девушке, схватил её за руки и поднял. Вихри толкали, валили с ног. Девушка подняла лицо; тёмные глаза Артемии были широко раскрыты, её била сильная дрожь.
– Крест надо мной! Повторяй! – крикнул Воята, прижимая девушку к себе и стараясь перекричать бурю. – Крестом ся ограждаю! Крестом беси прогоняю! От Пречистыя Девы Марии дьяволи бегают, и от нас, рабов Божьих Гавриила и Артемии, бежит зол бес озёрный, и Пречистыя над нами руку свою держит! Всегда! И ныне! И присно! И вовеки!
Он слышал, как Артемия, вцепившись в него обеими руками, что-то хрипло кричит, но не мог разобрать слов. Свист оглушил, пала тьма. На миг показалось, что всё, это гибель, вой и свист сейчас утянут их навек во тьму преисподнюю – и всё стихло.
Ощутив вдруг огромную тяжесть, Воята едва устоял на ногах. С трудом открыл глаза. Его охватило ощущение мягкого тепла – плотного, будто в одеяло завернули. Голова кружилась, уши были заложены, перед глазами плыли пятна. Пятна огня… Они в преисподней? Однако воздух был свеж, душист и приятен. Он казался таким тёплым, почти горячим, что Воята понял – до этого он пребывал в ледяном холоде, почти того не замечая.
В его объятиях было чьё-то тело. Сначала он увидел только тёмные волосы и белый лоб, но потом девушка подняла голову. Перед ним было лицо Артемии. В глазах отражался ужас. Но вот она узнала Вояту, и ужас сменился недоверчивой радостью.
– Мы где?
Артемия отстранилась от него и огляделась. Воята посмотрел по сторонам. Они были на берегу, между старой берёзой и камнем, похожим на медведя. Уже темнело, на горушке горел огромный, высокий костёр, бросая снопы искр в самое небо. Вокруг сновало множество людей, совсем близко кружились хороводы и доносилось пение:
Купалинка, Купалинка, ночь маленька!
Ночка, ночка, где твоя дочка?
Моя дочка, моя дочка во лужочке.
Во лужочке, во лужочке, рвёт цветочки,
Рвёт цветочки, рвёт цветочки, вьёт веночки.
Вьёт веночки своему дружочку.
Носи, дружок, носи, не скидывай!
Люби меня, люби меня, не сманивай…
Артемия озиралась в явном испуге и недоумении – она не привыкла видеть так много живых людей. За три дня, проведённых недавно с матерью, она почти не покидала избы и успела повидать лишь кое-кого из родни и соседей.
Воята снова приобнял её, чтобы успокоить. Заметил, что она одета в одну сорочку. Может, в эту ночь это не сильно привлечёт внимание, но всё же…
– Вот тебе, девонька, – послышался рядом знакомый голос.
Берёза будто раздвоилась: от неё отошла женщина невысокого роста, и Воята узнал бабу Ульяну. В руках она держала девичью льняную вздевалку, отделанную тонкими полосками красно-чёрной тесьмы и с такой же вышивкой. Артемия с недоумением посмотрела на старушку, однако позволила надеть на себя вздевалку.
– И косу я тебе заплету. – Та погладила её по плечу. – Кому же о тебе позаботиться, пока мать не сыщем. Я – баба Ульяна. Не помнишь меня?
– Помню, – хрипло выговорила Артемия. – Ещё когда я маленькой с матушкой жила, раз в лесу заблудилась, от других отстала, а ты меня к дому вывела. Но только… как же… он? – Артемия в тревоге огляделась.
– Кто? – спросил Воята. – Змий?
– Н-нет. О… Отец… Касьян… Он опять…
– Нет-нет! Его не бойся, – успокоил Воята, зная, что ещё очень не скоро сможет рассказать ей об истинной участи её отца. – Да и батожка того…
Вспомнив про батожок, он огляделся. Нету батожка! Воята выпустил его из рук на том нижнем лугу, когда обхватил Артемию. Там он и остался – во власти змия. Туда ему и дорога…
– Про батожок не жалей, – сказала баба Ульяна. Повернув Артемию к себе спиной и усадив наземь, она стала расчёсывать её спутанные