Ничем хорошим это не закончится.

Я стиснул зубы. До хруста.

Убить Морщинистого, похоже, другого выхода у меня не остаётся. Толкнул:

— Седой, хватит…

И замолчал, ослеплённый вдруг пришедшей в голову мыслью.

— Молодой магистр, что хватит?

Я не ответил ему, совсем другим взглядом ловя машущего мечом Морщинистого. Даже очередной удар голубых лезвий, который принял на себя и защиту Пересмешник, не помешали мне.

Указы клеймят душу. Можно сбросить клеймо, разрушить его, но нельзя стереть клеймо с души.

Вдох, второй, третий. Мне не мешал ни вихрь, раскрутившийся в зале, ни техники, сталкивающиеся друг с другом, ни яростные и возмущённые вопли вокруг.

Я глядел только на Морщинистого и, наконец, увидел.

Шесть осколков печати. Тёмных, выгоревших, разлетевшихся далеко друг от друга.

Мне понадобилось пять вдохов, чтобы свести их вместе, наполнить силой, заставить стать единым, а затем выдохнуть:

— Замерли.

Печать накрыла весь зал, просуществовала миг, уронив вниз всего по одному символу Древних на каждого в зале, но этого хватило. Мой приказ, мой Указ, впечатанный в них символ, остановили сражение в зале.

Замерли все, и замер Морщинистый.

В неудобной позе, прервав на середине удар и технику, но замер, не в силах сопротивляться.

Вдох — и печать над его головой снова треснула, а Морщинистый шевельнулся, разворачиваясь ко мне.

Я покачал головой и влил в неё силу, восстанавливая.

Через вдох она снова треснула, а Морщинистый поднял ладонь.

Я влил в печать ещё силы и ещё, и ещё, не давая Морщинистому нового мига свободы и возможности использовать технику.

— Молодой магистр, освободите меня! — взвыл Седой.

Но мне было не до него. Два цвета восстановленного Указа мало? Ты слишком силён для Указа в два цвета? Я зачерпнул силы из сгустка Виоистия, зачерпнул эссенции, окрашивая свой Указ в третий цвет. С прошлыми двумя этого хватило, а с тобой, Морщинистый? Опомнившись, добавил запрет убивать себя.

Мы замерли, глядя друг на друга. Он с ненавистью, я с насторожённостью, готовый влить в Указ ещё силы, заращивая трещину. Но Указ держался, хотя на шее Морщинистого уже вздулись жилы, отражая накал его сражения с печатью.

— Магистр Леград! — рявкнул Красноволосый. — Снимите ограничение, либо я тоже сломаю вашу печать.

Освободив немного внимания, я снял ограничение с Седого, Зеленорукого, Пересмешника и Красноволосого, торопливо прошёлся по остальным, добавляя им третий цвет и щедро расходуя эссенцию. Впрочем, с моими похождениями и тренировками там давно уже моя эссенция, а не Виостия, неясно только, почему я могу восполнять её запас сил, а ощутить её так и не могу.

Красноволосый повёл плечами, убрал меч в кольцо и кивнул:

— Благодарю, магистр.

— А мы? — изумился кто-то из всё ещё скованных орденцев.

— А вы, — вместо меня ответил Седой, — только тогда, когда мы услышим, что произошло с Дарагалом.

Я сообщил:

— Над ним Истина. Спрашивайте.

Седой и Красноволосый одновременно шагнули вперёд, переглянулись и обменялись жестами. Кивнули друг другу, и Красноволосый задал первый вопрос:

— Дарагал, верен ли ты Ордену Небесного Меча?

— Что за глупость спрашиваешь ты, уговоривший на предательство трусов, которые боялись остаться в меньшинстве? В этом зале нет ни одного верного Ордену.

Красноволосый покачал головой:

— Я вижу, как дрожат твои веки, я слышу, как тяжело ты дышишь. Мне даже не нужно подтверждения магистра, я знаю и так — ты играешь словами, но даже это даётся тебе через боль. Отвечай кратко. Кому ты служишь?

— Себе!

— Брат, ты забыл, комтур чего я и что мне иногда приходилось делать с врагами Ордена? Не заставляй меня. Кому ты передавал сведения об Ордене?

Морщинистого хватило на пять вдохов, а затем он просипел сквозь зубы:

— Вилорцам.

Седой выругался, а Красноволосый обернулся ко мне и спросил:

— Над ним же была их печать, да?

Я медленно качнул головой из стороны в сторону.

— Нет.

Красноволосый осунулся, посерел, вновь повернулся к Морщинистому:

— Брат, ты же был лучшим среди нас, сильнейшим, ты же был нашей надеждой всё это время, почему?

— Почему? — просипел с ненавистью Морщинистый. — И ты ещё спрашиваешь? Я был талантом, мне пророчили силу Повелителя Стихии в двадцать семь лет. А что я имею? Я застрял на гарховом этапе Властелина на половину столетия! Нам нет больше доступа на Дикие Земли. Я младше тебя, я талантливей тебя, но погляди на меня, погляди! Я искалечен в борьбе за Орден и чего добился? Того, что медленно умираю от старости и ран, сократив свой срок жизни и растеряв впустую потенциал Возвышения?

— Брат…

— Будь проклят Орден! — заорал, брызгая слюной, Морщинистый. — Будь прокляты ваши глупые надежды на его возрождение, на искупление нашей несуществующей вины, будьте вы все прокляты! С этим гарховым Орденом я потерял всё! Будущее, настоящее, друзей, любимую. Всё! В день, когда Орден исчезнет, я не пророню ни слезинки! Хватит ему калечить жизни людей! Хватит!

Красноволосый шатнулся, отступил, прикрывая глаза рукой. Его место занял Седой:

— Ты уговорил сомневающихся пойти за мной. Зачем ты это сделал?

— Если Орден не хочет сдыхать на Поле Битвы клана Кунг, то нужно проследить, чтобы он сделал это в другом месте. И сразу, вместе. Орден должен исчезнуть.

Красноволосый, не открывая лица, пробормотал:

— Ты же так любил Орден, ты же…

— Я любил его, я верил в него, а затем остался с клеймом предателя Империи. Словно этого мало, я своими руками отправил Паоми на смерть.

— Не смей приплетать её! — рявкнул вдруг Седой. — Она никогда не любила тебя и не давала повода тебе называть её любимой.

Я