были все еще преданы иудаизму и не выносили вынужденного лицемерия, которое было им глубоко ненавистно и все же не охраняло их от ужасов инквизиции. Когда из Португалии, с соблюдением всякого рода предосторожностей, пустилось в путь, под управлением некоего Якова Тирадо, судно с переселявшимися маранами, Майор Родригес доверила судну свою очаровательную дочь, Марию Нунес, и своего сына, Мануела, находившихся в сопровождении её шурина, Лопеца Гомема. Мать рассчитывала, по-видимому, на очаровательность своей дочери; необыкновенная красота Марии Нунес должна была послужить щитом для гонимых маранов и открыть им убежище в Голландии. В самом деле, её красоте удалось отвратить первую опасность, грозившую маранским беглецам. Дело в том, что они были схвачены и отвезены в Англию одним английским судном, охотившимся за испанско-португальскими кораблями, и Мария Нунес так очаровала капитана, английского герцога, что тот предложил ей свою руку, не сомневаясь в её принадлежности к кругу португальского дворянства. Однако она отклонила это почетное предложение, так как хотела исповедовать иудаизм. Между тем красота португальской пленницы наделала такой шум в Лондоне, что даже девственная королева, Елизавета, возгорелась любопытством и пожелала видеть стиль прославляемую и недоступную даже для влюбленного герцога красавицу: она пригласила ее к себе па аудиенцию и в открытом экипаже объехала с ней улицы столицы. Вероятно, при посредстве Марии Нунес, маранские переселенцы могли беспрепятственно покинуть Англию и направиться в Голландию. Им пришлось пережить еице ураган, грозивший им гибелью; два судна, на которых находились они со всеми своими богатствами, получили уже пробоины; но скоро море успокоилось, и они могли достигнуть гавани Эмдена. В Эмдене, как и вообще в восточной Фризландии, было в то время мало немецких евреев, которые жили там, вероятно, уже с давних времен.

Как только мараны случайно, по еврейским буквам и другим признакам, узнали о присутствии в этом городе их единоплеменников, один из наиболее уважаемых среди них, Яков Тирадо, отправился к слывшему ученым Моисей Ури Галеви (род. 1544, ум. 1620), на доме коего мараны заметили еврейские буквы, открылся ему и высказал намерение маранов отречься от навязанного им христианства и всецело, если возможно, немедленно примкнуть к иудаизму. Моисей Ури опасался, однако, совершить такой важный шаг, как обращение христиан в иудейство в таком маленьком городке, где ничто не проходит незалеченным. Поэтому он посоветовал маранам отправиться в Амстердам, указал им место, где им следовало поселиться, и обещал прибыть к ним со своим сыном, Ароном, и всей семьей, остаться у них и приобщить их к иудаизму. Согласию уговору, мараны, под руководительством Тирадо, прибыли в Амстердам (22 апреля.1593 г.), отыскали жилища, в которых они могли вместе жить, и, после прибытия Моисея Ури с семьей, примкнули к иудаизму, радостно подвергнув себя мучитель ной и не безопасной операции. Находившийся уже в преклонном возрасте Яков Тирадо ободрил своих единомышленников мужественным примером. Моисей Ури и сын устроили затем молельню для маранов и отправляли в пей богослужение. Ревностную приверженность к иудаизму проявил не только Яков Тирадо, но и консул Самуил Палахи и переселившийся из Мадейры поэт, Яков Израиль Белмонте, который описал все мучения инквизиции в стихотворении, удачно названном им «Иов Новые переселенцы усилили численно и морально молодую общину. Английский флот, который под командой графа Эсекса застиг врасплох крепость Кадикс и нанес испанцам чувствительные удары (летом 1596 г.), привез с собой в Голландию многих маранов, в числе коих находился один оригинальный ум, не оставшийся без влияния на последующее развитие иудаизма, Алонзо де Герера (род. 1570, ум. 1631 г.). В его жилах текла еврейская и древне-испанская кровь; его предком был великий капитан, Гонзалво де Кордова, завоеватель Неаполя. Он сам был испанским резидентом для Марокко в Кадиксе и при взятии этого города попал в английский плен. Будучи освобожден, он прибыл в Амстердам, принял иудаизм и получил имя Авраама де Герера (ошибочно Ирира). Просвещенный Израилем Сару ком, он сделался главным распространителем кабалы Лурьи среди образованных евреев (см. выше, стр. 368) и придал ей обманчивый лоск неоплатоновской философии.

Однако исповедование еврейской религии амстердамскими маранами сопряжено было для них с большими волнениями. Когда эта первая португальская община в четвертый раз праздновала тайком Судный день (октябрь 1596 г.), христианские соседи обратили внимание на то, что в один и тот же дом тайком пробирались какие-то замаскированные лица; подозревая, что тут происходят собрания заговорщиков из числа преданных папе фанатиков, они донесли об этом магистрату. В то время, как марапские евреи углубились в молитвы, в молельню ворвались вооруженные люди, наводя на молящихся ужас. Большинство евреев, напуганные ужасами инквизиции и опасаясь в Амстердаме той же печальной участи, хотели спастись бегством: но этим только усилили подозрение амстердамских офицеров, которые тщетно разыскивали распятия и гостии, и тем пе менее увели в темницу Моисея Ури и его сына. Однако Яков Тирадо, который, владея латинским языком, мог вести переговоры с властями, сумел убедить их, что собравшиеся не приверженцы папы, а евреи, вырвавшиеся из когтей инквизиции, что они привезли с собою большие богатства, что за ними последуют их португальские и испанские единомышленники со своими богатствами и что это может повести к расцвету амстердамской торговли. Речь Тирадо произвела впечатление на магистрат, и заключенные были освобождены. Так как их вероисповедание было все равно уже известно, то Яков Тирадо дерзнул обратиться к магистрату с ходатайством разрешить им построить синагогу. После продолжительных совещаний ходатайство было удовлетворено. Яков Тирадо купил участок земли и построил первую синагогу на севере Европы. Синагога была названа «Домом Иакова» (Bet Jakob, 1598) и освящена при энтузиазме небольшой общины.

Благоприятные вести от амстердамских маранов, тайно получавшиеся в Италии и Португалии, вызывали во многих желание переселиться в Нидерланды. Первая инициаторша этого переселения, Майор Родригес Гомем, воспользовалась удобным случаем, чтобы бежать из Португалии и соединиться со своей красивой дочерью, Марией Нунес, и своим сыном, Мануелом. Она привезла с собой своего младшего сына, Антония Лопеца, и свою младшую дочь, Юсту Перейру (ок. 1598); её мужа, по-видимому, уже не было в то время в живых. Тогда же прибыла из Португалии и уважаемая семья, Франко Мендеса, которая чуть не погибла на костре инквизиции; семья эта состояла из родителей и двух сыновей, из которых один, Франциско Мендес Медейрос, обладал большим литературным образованием и принял еврейское имя Исаак, а другой, Христовал Мендес Франко, был богат и щедр и назвал себя Мардохай. Они оба играли крупную роль в амстердамской общине; но позже послужили поводом к расколу.

Филипп II дожил еще