не мог это скрыть. Он никогда и ни с кем не разговаривал об отце вот так. Он никогда не задавался вопросом, что он действительно чувствует.

— Твой отец никогда тебя не любил, — мрачно обрушил Вадим Андреевич. — Он видел лишь сосуд, который он хотел наполнить. Пустой сосуд. Я наблюдал всё это со стороны. Я не общался с тобой близко, но я понимал тебя. И всегда любил. Как родного сына…

Слово будто резануло Артёму по щеке.

— А разве вы, Вадим Андреевич, не такой же?! — выпалил он.

Первомай окинул его непонимающим взглядом.

— Вы не любите меня. Вы хотите меня использовать в качестве политического инструмента. А ещё хотите заткнуть дыру.

— Что? — непонимающе сощурился Андреевич.

— Да, дыру, — уверенно кивнул Артём и подошёл к столу. — Дыру, которая напоминает вам о том, что вы так и не смогли создать семью, когда была возможность.

Вадим Андреевич стоял, не шелохнувшись. Только ладони сжались в кулаки, и на лице мелко подёрнулась мелкая мышца.

— Если бы вы меня любили — то позволили бы мне выбирать, а не сидели бы здесь, пытаясь настроить меня против возвращения домой. Да, папа часто бывает строг и грубит. Но он никогда не отнимал у меня книг, и ни разу не поднял на меня руку. А ещё открыл для меня походы…

— Значит, ты хочешь вернуться к папочке, да? — обиженно съязвил Андреевич.

— Я хочу домой. И я хочу стать учёным. Физиком-ядерщиком — помогать советским гражданам строить счастливое будущее. Мне нравится у вас, но мне здесь не место, каким бы прекрасным ни был ваш дворец, Вадим Андреевич. Вы можете остаться здесь — я же не могу насильно запихнуть вас в портал. Я просто прошу помощи в его создании.

— Не будет никакого портала, — тихо отрезал правитель.

— Что?

— Ты всё слышал — портала не будет.

— Как это не будет? Вы же говорили про катушки, про заряд от деревьев, про столкновение атомов…

— Как ты себе это всё представляешь? Физику учи получше! — вспылил Андреевич. Нет у нас никаких материалов для этого здесь! Мы застряли здесь навсегда, ты и я, понимаешь? Поэтому я и предложил тебе остаться у меня — это самое безопасное и удобное место для жизни.

Артём замер с открытым ртом, поражённый внезапной правдой. Затем отвернулся, не в силах смотреть на Андреевича, и подошёл к окну. Лицо тут же обдало приятным тёплым ветерком, который высушил подступившие слёзы. Он не мог поверить. Очередное предательство от человека, которому он доверял больше всех. Снова потеря какой-либо надежды на возвращение. Артём не заметил, как наступила ночная треть: внизу мерцал жёлтыми огнями застывший город, даже стражи стояли, словно мрачные статуи. Горькое разочарование сжало сердце в тиски. Артём машинально всмотрелся вниз и вдруг отшатнулся, почувствовав неприятный холодок на затылке — кто-то точно ошибся с высотой подоконников. Горечь собралась где-то в горле и превратилась в кипящую злость.

— Ты думал, что меня можно купить мёртвыми девчонками и дворцовой стряпней? — выдавил Артём сквозь зубы, разглядывая отполированную множеством прикосновений поверхность. — Ты думал, что я настолько жалок? Так вот знай, Андреич, что ты нихрена обо мне не знаешь! И никогда не узнаешь. А мой отец, между прочим, считал тебя настоящим другом. А ты и ему врал. Ты просто жалкий лжец…

Сзади Андреевич с чем-то возился, а затем тихо попросил:

— Посмотри на меня, сынок…

Артёма это не на шутку взбесило. Он вдруг резко повернулся и закричал:

— Я не твой сын! Я сын Юрия Кри…

Артём не смог закончить фразу — горло будто бы сдавила петля, а по спине ледяными нитями спустился ужас. Он увидел в дрожащих руках Андреевича автомат Калашникова. Грязно-серый ствол с крючком прицела блеснул на свету, правитель сделал короткое движение ладонью и послышался щелчок предохранителя.

— Андреич… — выдохнул Артём, в груди нестерпимо заныло.

Стиснув зубы, правитель проговорил:

— Ты… Неблагодарный паршивец! Я ведь сделал для тебя больше, чем Юрка… А ты всё равно… — он сделал шаг вперёд, сверля Артёма страшным, безумным взглядом. Карие зрачки его глаз будто почернели, превратившись в пустые дыры.

— После всего этого… — начал Андреевич, жадно глотая воздух.

— Вадим Андреевич, не делайте глупостей, — Артём вцепился в подоконник сзади себя и поднял руку для защиты. В ушах стал отдаваться стук сердца. — Давайте успокоимся и ещё раз обсудим всё это, ладно? Только оружие опустите…

— Я не могу отпустить тебя живым! — Андреевич закончил фразу криком и в эту же секунду прогремела оглушающая очередь выстрелов.

Андреич резко рассёк автоматом воздух перед собой. Артём увидел только вспышку. Раскалённые пули зарылись глубоко в грудь. От резкой боли Артём отшатнулся, надеясь схватиться за опору, но лишь поймал вспотевшей рукой воздух и коротко вскрикнул. В ушах зашумел ветер. Окно с подоконником начали стремительно отдаляться, всё тело пробила холодная дрожь, совсем как тогда, когда ладонь скользнула по стене злополучной трубы.

Через пару секунд он приземлился на спину. Боль была такой силы, что Артём даже не смог закричать. Зрачки двигались с трудом, будто бы окаменели. Из последних сил Артём посмотрел наверх. Перед глазами двоились и троились рисунки над главным входом во дворец: огромная ладонь несла лучи света, а всевозможные существа, скопившиеся вокруг неё, преклонялись перед ней. Из окна высунулась голова Вадима Андреевича, но Артём не мог определить выражение его лица. Кажется, он удовлетворённо улыбался. Артём попытался вдохнуть, но грудную клетку тут же охватила боль. С двух сторон наплыли равнодушные чёрные маски. Они наклонили головы, будто любовались. Артём не смог сдержать стон от нахлынувшей на него мысли о том, что его сейчас добьют. Но стон сорвался — и он начал кашлять, давясь хлынувшей из горла кровью. В миг мысли пронзило осознание — смерть близка, а через секунду сознание угасло.

* * *

Артём быстро исчез в оконном проёме, его крик прервался глухим ударом. Первомай зажмурился от жуткого эха, подбежал к окну и посмотрел вниз, вцепившись в подоконник. Артём лежал там, на песке, раскинув руки в стороны. На искажённом от боли лице темнел приоткрытый рот, галстук задрался вверх, и теперь небрежно лежал рядом с головой бывшего советника. Алое пятно на груди медленно расползалось, пропитывая белую рубашку.

Увидев, как к телу подбежали два стражника, Первомай резко опустился на пол. Оставив винтовку на подоконнике, он прицелился и сделал два точных выстрела. Услышав, как стражи замертво повалились на землю, Первомай отполз от окна на четвереньках и медленно поднялся. Провёл пальцами по ещё тёплому стволу автомата и зажмурился так,