Руководители режима надеялись, что появление французских войск в Руанде приведет к кардинальному изменению военно-стратегической ситуации. 26 июня на пресс-конференции в Отеле дипломатов в Кигали Огюстэн Бизимунгу заявил, что ситуация на фронтах стабилизировалась и что ВСР собирается «пойти в наступление» против повстанцев[1629]. «РПФ не может править один, – продолжал генерал с дрожью в голосе, – он не может захватить власть силой оружия. Нас больше, мы сильнее»[1630]. Бизимунгу похвалил Францию за ее «мужество» и сказал, что не разочарован тем, что она не встала открыто на сторону правительства, «потому что люди, которым помогают , это наши люди, которые были изгнаны РПФ»[1631]. Бо́льшую уверенность стали чувствовать и подчиненные Бизимунгу. 27 июня подполковник Эдуард Гасарабве сказал корреспонденту «The Associated Press», что прежде армия была вынуждена отступать, чтобы защитить гражданское население от стремительных рейдов РПФ на флангах и просочившихся боевиков, но теперь эту задачу взяли на себя французские войска, и армия может сконцентрировать свои усилия на фронте: «Если французы защитят мирное население, мы больше не будем отступать»[1632].

На помощь французов рассчитывали не только руандийские власти, но и простые хуту. Корреспондент МФР Кристоф Буабувье, описывая 27 июня радостную встречу жителей Кибуйе с франко-сенегальской колонной, которую приветствовал при входе в город свеженамалеванный плакат: “Да здравствует франко-руандийское военное сотрудничество! Да здравствует Миттеран!”, засвидетельствовал, что определенное число хуту этого региона знают, с какой целью пришли к ним французы и сенегальцы: «Для этих людей они здесь, чтобы помочь им сопротивляться РПФ»[1633].

Формально французы демонстрировали нейтралитет, как и задумывали разработчики «Бирюзы». «Десятки тысяч хуту, – рассказывал Буабувье в полдень 29 июня, – бегут от боев, перемещаясь из лагеря в лагерь практически без продовольственной или медицинской помощи. Несколько сотен тутси, а может быть, и больше, выживают в горах, где они пытаются спастись от милиционеров, которые на них охотятся. Для тех и других опасность неодинакова. Но французы не хотят никому оказывать предпочтения. Они в действительности опасаются, что их обвинят в пристрастности… Они идут по туго натянутому канату»[1634].

Первое, с чем сталкивались французы, были потоки беженцев хуту, охваченных страхом перед наступавшим РПФ, и неудивительно, что они все более уверялись в том, что именно повстанцы являются главным препятствием на пути разрешения гуманитарного кризиса. «Женщины с матрасами на голове, – передавал Буабувье вечером 30 июня, – мужчины, которые гонят свои стада. Это почти бесконечный поток беженцев, которые идут из региона Масанго… на запад, все время на запад. 30 тыс. хуту на горной тропе и без всякой помощи! В Килинде, небольшом городке, вскарабкавшемся на холм, звуки артиллерийской стрельбы все ближе и ближе. Утром в эту среду жители услышали его в 5 км от них – признак того, что РПФ продвигается к соседним высотам. “Почему французы не остаются в регионе, чтобы заставить РПФ остановиться?” – спрашивает один беженец, заметив прибытие французских солдат»[1635].

Имея дело преимущественно с хуту, французские военные постепенно становились пленниками информации, которую они от них получали, прежде всего о «проникновении» в правительственную зону и прежде всего в префектуру Кибуйе, боевиков РПФ и об их нападениях на мирных жителей. Казалось, хуту удалось заразить французов своим страхом перед «вражескими инфильтрациями». «Очень напряженная ситуация в Кибуйе, – сообщал 27 июня Кено Миттерану, – где наши патрули были усилены»[1636]. «РПФ, кажется, хочет продвинуться с помощью тактики просачивания (курсив мой. – И. К.) от Гитарамы к Кибуйе, – писали на следующий день президенту Деле и Кено. – Если он будет продолжать свои усилия в этом направлении, то сможет быстро разрезать надвое зону, еще удерживаемую правительственными силами»[1637]. Корреспондент «France-Press» Кристиан Мийе передавал 29 июня со ссылкой на французские военные источники: «Сведения, правда, отрывочные, собранные главным штабом “Бирюзы”, показывают, что отряды повстанцев… по большей части преодолели линию, на которой удерживала позиции правительственная армия… приблизительно в 50 км к востоку от заирской границы. По словам ряда высших офицеров специальных сил, подразделения РПФ совершают рейды до берегов озера Киву»[1638].

В то же время французское командование отказалось от систематических розысков тутси, скрывавшихся поодиночке или небольшими группами, в зоне гуманитарных операций. «Французские морские пехотинцы, – описывал ситуцию корреспондент “The Associated Press”, – прокладывают себе дорогу всюду, где они хотят, проезжая мимо головорезов на блокпостах, которые не являются препятствием для их быстро несущихся джипов. Как только пыль оседает и французские пулеметы уже не видны, заставы возвращаются обратно – как и риск умереть от дубины или мачете»[1639]. Когда журналисты 28 июня спросили Тозэна «о тутси, которые прячутся, опасаясь хуту, тот ответил, что они должны прийти в лагерь . Но вопрос в том, как им попасть туда (курсив мой. – И. К.). Если французские парашютисты случайно находят тутси во время патрулирования, они доставляют их в лагерь. Но французы специально не ищут тех, кто прячется»[1640]. Тутси, которые не могут добраться до лагеря, сообщал корреспондент «The New York Times» Реймонд Боннер, «продолжают жить в страхе, осмеливаясь выйти из убежища только ночью, чтобы рыться в отбросах в поисках пищи, когда… пролетает французский военный вертолет. Хотя большинство блокпостов с вооруженной милицией исчезло, контрольно-пропускные пункты все еще повсюду. Блокпосты – неприятность для любого проходящего через них; они потенциально смертельны для каждого тутси»[1641].