— Не знаю. Зависть.

— Глупости. Мы знаем друг друга с семи лет, вы — с одиннадцати. Тоша в Таю влюблён, Али в Касю.

— Про Али с Касей не будем всерьёз, — встрял Дамир Вильданович, припоминая недавний малоприятный разговор о смене веры.

— А ты уверена, что Саша с Никой рады его влюблённости? — предположил Артемий.

— Ничка только и болтает, что о женитьбе. Возможно, ты сам свою машину разбил?

— Наверное, сам, — начал сдаваться алкоголик. — Я мало что запоминаю после гулянок. Бог с ней, с машиной, а конверт?

Оля склонила голову и направила на друга глаза-пушки. Дамир разогревал кулаки, чтобы запустить их в Тёмино солнечное сплетение.

— Может, всё-таки признаешься?

— Да не я это! Такую пакость я бы наверняка запомнил.

— Репутация, Тёмочка, говорит сама за себя, — съязвила Ольга. Тёма оттолкнулся от её слов, как от трамплина, и наскочил с обвинениями:

— Как славно, что мы заговорили о репутации! Она не только у меня дурная. Дамир, объясни мне, что Оля в тебе такого нашла, чтобы после изнасилования вернуться.

Дамир подскочил на месте, упёрся ладонями в стол и заорал так, что стены затряслись и даже откололся кусок лепнины на карнизе: «Какого ещё изнасилования?! Вы сговорились, что ли?» Вместе с Ольгой они принялись пересказывать его биографию. По окончании истории Тёма немного усмирился, но задал следующий вопрос: «А твоя первая жена? Оля знает?»

— Конечно, я в курсе, — всплеснула руками Оленька. — Тётя Алима — его троюродная сестра. Мы к ним ездим частенько. Никаких интриг с любовницами и изменами, как ты себе надумал.

— Понятно. Получается, Дамир работал на мафиози. В Египте. Босс был русским. И торговал людьми. Но этого никого не смущает, и все считают Дамира честным человеком, который просто не мог поссорить наши семьи, потому что «ну слишком он хороший и честный». И это я, конечно, разбиваю собственные машины и купаю конверты в ваннах с ядами!

— Угомонись, — шикнула Оля. Тёма забрыкался и забегал вокруг стула, прихрамывая на одну ногу из-за вывиха:

— Дамир, что-то не сходится! То есть ты перекупил Олю, улизнул от работы на мафию, ушёл в закат, а босс после этого тебя даже не искал?

— Сядь и выслушай до конца, — рявкнул Дамир. Кравченко перестал крутиться и вернулся за стол. — Ты не поверишь. После сделки его люди связались со мной и сообщили, что Шамиль Карденберг сам хочет отменить заказ.

— То есть он отказался покупать Олю?

— Да. И меня отпустил без вопросов. Позже я выяснил, что Карденберг был… необычным человеком. Верил во всякое; трудно даже и объяснить, во что. У них была своя община, и они регулярно приносили в жертву подростков, якобы питались их кровью.

— Какой ужас, — воскликнула Оленька.

— Так почему вас отпустили? — допытывался Артемий.

— Он толком не объяснил. Я на него и полного дня не проработал; он обо мне вскоре позабыл и через полгода, говорят, скончался. Но знаю одно: в день сделки на его племянника напали с ножом средь бела дня. Германом его звали. Когда Карденбергу сообщили, что произошла ошибка и никого по его заказу в притон не доставили, он даже не разозлился. Сказал, судьба такая. Нападение на родственника он воспринял как знак свыше, мол, запрещают боги в этот день обряд проводить. Не знаю, существует ли его секта до сих пор. Не умели, конечно, его головорезы язык за зубами держать. Мы с Олей чудом выжили. Артемий, ты слушаешь? Для кого я рассказываю?

Тёма, Ян и Джоанна сидели бледные, как смерть. Лицо Германа Кутько предстало у них перед глазами. Алые буквы имени треклятого обидчика плясали в зверином танце. В дверь позвонили, и Тейзис Суббота бросилась открывать Антону. У Яна завибрировал телефон. Мужчина взял трубку и услышал от Дани, что Ира уже шестнадцать часов не может очнуться: лежит в постели, дышит, но не просыпается. Алиса с Костей, оставшиеся ночевать у Кильманов, наперебой тараторили в трубку: «Мы вызвали врача», «Мы не знаем, что произошло», «Вчера была такая бодрая, что случилось?» Джоанна, услышав печальную весть, тотчас вышла из полудрёма, вскочила со стула и заметалась по комнате, пытаясь вспомнить в мельчайших подробностях вчерашний вечер в квартире Чипировых. Наконец память к ней вернулась, и освободились воспоминания, заточённые в клетку подсознания. Она остановилась посреди столовой и просипела: «Шамиль Карденберг — это и есть Покровитель церкви. Сашиной церкви!»

В этот момент в столовой появился тот, кто знал ответы на все вопросы и пришёл, чтобы открыть остальным правду. Оля с Дамиром, Тёма с Яном, Джо с Ренатой, Денис с Элайджей — все повернули головы, чтобы приветствовать незваного гостя. Бледный лжехристианин прошёл в столовую и поставил на персидский ковёр коробку с фотографиями и записками.

— Даня, дождитесь врача, отправьте Иру в больницу и подъезжайте к Хассан, — дал указания Ян и повесил трубку.

Возле левого уха Антона что-то громко щёлкнуло. Это Элайджа Хассан взвёл курок и прислонил холодное дуло пистолета к его виску: «А теперь рассказывай, сука, откуда ты знаком с мафиози, похищавшим несовершеннолетних девушек для религиозных ритуалов». Антон поднял руки над головой и обратился к главе семьи:

— Дамир Вильданович, прежде всего я хочу объясниться. Позвольте рассказать вам, что знаю, и уберечь вас от возможной катастрофы. После этого можете меня задерживать, допрашивать, арестовывать, всё что считаете правильным.

Идолопоклонник кивнул Тае, которая записывала разговор на диктофон. Элайджа отступил и убрал пистолет. Чипиров поднял коробку и прошёл к столу: «Мне нужна доска или голая стена, чтобы расклеить фотографии. Для наглядности». Просьбу выполнили — прикатили маркерную доску на колёсиках, на которой сектант принялся чертить схемы и имена.

Антон Чипиров начал рассказ ровно с того, с чего начинал его отец Александр Чипиров, когда впервые открыл своим детям знание о Высшей миссии. В далёком две тысячи каком-то году, когда Саша был прилежным гимназистом, цитировал наизусть Новый завет, но ещё мало понимал суть и назначение текстов, его светлую маму приковали к больничной койке многочисленные метастазы. Семён Кондратьевич душил вопросами врачей да приглашал батюшек, но и те и те разводили руками; первые ещё советовали облегчать боли женщины специальными препаратами, а другие — молиться за неё почаще и обязательно записаться к ним в приход. Иными словами, случай был безнадёжный. Василисе Яковлевне семья помочь не сумела. Но маленький Саша дал слово, что будет помогать другим людям в память о матери. В шестнадцать лет мальчик стал донором, этаким Иисусом современности, жертвовавшим кровь свою для