за глупой клоунской физиономией. Дамир Хассан молча подвинул к ладони юриста конверт, мужчина с охотой взял его.

— Всего доброго, — законник обхватил толстый кожаный дипломат и вмиг уплыл.

— Прекрасно. Мы тоже пойдём. — Артемий резко дёрнул плечами, пытаясь заставить тело подняться со стула, но не нашёл сил встать. Тогда он вцепился ногтями в обитые велюром подлокотники, приподнялся снова и взглянул на главу семьи Хассан, чтобы тот дал знак, что пора бы гостям выметаться. Дамир неоднозначно повёл бровями. Тёма опять сел на место. Джоанна с Яном тоже тянули с прощанием. Тейзис проверяла входящие каждые десять секунд, но от Антона не поступало звонков; он обещал сбежать из церкви и подъехать к полудню, а шёл вовсю первый час. Ольга ждала действий мужа, Хассан молча теребил кожаный ремешок наручных часов. Артемий дырявил взглядом ковёр у камина. Тая с Элайджей нервно перешёптывались. Вдруг Кравченко вскочил с места: — Всё, всё, мы точно пойдём. Простите, что задерживаем.

Он неуклюже пополз в коридор. Ян двинулся следом, но застыл на полпути:

— Дамир, могу я воспользоваться уборной? — еле слышно спросил он. Дамир тяжело моргнул вместо кивка. Ян юркнул в ванную. Джо переглянулась с Ольгой и развела руками.

— Не волнуйтесь, сейчас уйдём, — Джоанна виновато усмехнулась. Ольга, на мгновение ослабевшая от дружеской простоты Клеменс, убрала скрещённые руки с груди и чуть улыбнулась.

— Да, процедура не из приятных, — Тёма исподлобья взглянул на Дамира, — но пока мы не ушли, я должен сказать вам правду. Что уж скрывать, я рад, что эта сделка свела нас вновь. Теперь у меня есть возможность наконец попросить прощения за всё, что произошло за эти почти три гнусных, гнилых года. За всё, чего наговорил тебе и Ольге и что думал о твоих детях.

Тёма взглянул на человека, которого всем сердцем желал назвать другом, но не мог. Хассан печально кивнул ему:

— Мы тоже были неправы. Просим прощения, — признал он, — но окончательному примирению не случиться.

— Я и не жду, — холодно бросил Артемий и поднял ладонь в знак прощания. — Хотя бы расстанемся с миром.

— Прощайте, Артемий. — Дамир спокойно кивнул ему.

Элайджа с Таей синхронно понурили головы. Тёма одарил Дамира скупой улыбкой и поклонился женщинам семьи Хассан. «Прощай, Ольга», — напоследок бросил он. Оля отвернулась.

«Прощай, Тейзис». Тая еле сдерживала слёзы. В мыслях она попрощалась со своей лучшей подругой Алисой Кравченко.

Ян выскользнул из ванной и тихо засеменил к выходу.

«Прощай, Ян», — сухо кинула Ольга ему вдогонку.

Артемий тоже исчез за углом в коридоре, набросил твидовое пальто на плечи, принялся за сапоги. Вдруг он услышал шаги за спиной. Ольга Суббота положила ему ладонь на плечо.

— Тёма, ещё одна вещь, — скромно произнесла она. Мужчина выпрямился и посмотрел на неё. — Мне очень жаль, что не могла сказать это раньше.

— Что ещё? — нетерпеливо пробормотал Артемий в предвкушении услышать хоть что-то, что не ранит так же сильно, как звенящая тишина. Надежда завизжала одинокой скрипкой в его сердце. Ещё один краткий диалог — ещё одна возможность заглянуть в её печальную душу, как зеркало отражавшую трагичную пустоту его жизни. Ещё одно её медовое слово-успокоение — и он на миг оживёт, прежде чем снова погрузиться в бессмысленный тупой сон. Ольга открыла пряные губы и вымолвила:

— В клинику Яна и Джоанну положил мой отец. Я об этом не знала. Выяснилось уже после. Извини, что не сказала тогда.

Артемий обескураженно выдохнул. Любой разговор о бытовых мелочах в столь тяжёлое, скорбное время виделся ему дичайшей неуместностью. «Ты злишься?» — всхлипнула Ольга. Кравченко, разочарованный, молча пожал плечами. Суббота опустила голову и отошла от мужчины.

«Прощай, Тёма».

Он прошёл мимо её горестного лица, мимо заплаканных малахитовых глаз прямо к двери. В прихожей появилась Джоанна и тоже стала поспешно одеваться. Взгляд Джо пересёкся с Тёминым, и она бросила шнуровать кроссовки. Тёма обречённо выдохнул, кивнул её немому вопросу. Джоанна перевела взгляд на Яна, дав понять, что Тёма сдался. Ян опасливо покачал головой. Артемий всё же переступил через своё эго и подошёл к отвернувшейся Ольге.

— Я тоже должен сказать тебе, — едва слышно залепетал он. — Я, наверное, до конца жизни буду жалеть, если покину ваш дом, так и не объяснившись. Злоба давно угасла. Думаю, и в вас также. Я всё ищу повода воссоединиться. Все три года. Гадаю, размышляю, будет ли новая причина прийти сюда и увидеть вас с Дамиром? Мы всё говорим с вами: «двадцать лет дружбы». А ведь пролетело уже тридцать. Три десятилетия взяли и прошли впустую, сволочи. Бездарно и бесчестно. И повода встретиться нет, и улыбки стали натянутыми, и в глаза смотреть друг другу тяжело. Я всегда тебя любил. Как человека, как друга. Чёрт возьми, как женщину, конечно, любил. Люблю до сих пор. Я изменил название первого романа. Поменял имя, потому что обещал Рите назвать его в честь неё. Но везде ты. В моих галлюцинациях ты, со своей грацией, медно-русыми волосами, переливающимися на солнце необыкновенным счастливым золотом, хитрыми лисьими глазами и походкой бальной танцовщицы. Только зову эти видения Ритой из чувства долга. Если б не моя трусость… Я люблю тебя. Но я проклятый импотент и пьяница. Для меня настоящая любовь не имеет ничего общего со слепым желанием обладать. Я несказанно счастлив, что Дамир заботится о такой восхитительной женщине, как ты. Я бы хотел быть вам другом. Но повода нет и не будет. Прощай.

***

Денис и Рената наматывали круги вокруг коттеджа. Время близилось к часу дня. Из дома по-прежнему никто не вышел. Молодожёны топтались у входа, затем взошли на крыльцо по слякотной лестнице.

— Какая разница, до или после сделки? — причитала Рената. — Зайдём и тихо постоим в углу, а в конце выйдем в зал и признаемся.

— Не надо им мешать, — спорил Денис. — Ты замёрзла?

— Угу.

Молодой человек обнял её и потёр, разогревая, плечи сквозь синтепоновую куртку.

— Зашли бы пораньше, глядишь, и квартиру уже возвращать не надо. Хотя папа вряд ли останется там жить. Может, тогда в другой раз им сказать? Теперь и я волнуюсь.

— Не переживай. — Денис достал пачку сигарет. — Будешь?

— Вот сейчас закурим, а они сразу и выйдут. Не буду.

— Как знаешь, — юноша сделал затяжку.

Через две сигареты мужа Рената, совсем замёрзнув, согласилась закурить. Только она поднесла к губам зажжённую ментоловую трубочку, как прямо перед её носом распахнулась входная дверь. Из дома задумчиво выбрел Тёма Кравченко.

— Папа!

— Артемий Викторович!

Рената с криками набросилась на отца. Тёма в испуге вцепился в перила,