Шаги по паркету прозвучали необыкновенно отчетливо. Казалось, их должны услышать и там, через улицу. И их, и сухой щелчок громоздкого телефонного аппарата, трубка которого была теперь у Падальщика в руке.

– Все в порядке. Они говорят. Начинайте.

Лоррейн смотрела на двоих, объяснявшихся в кабинете, полном трупов. В кабинете, наполовину разрушенном кораблем. Смотрела, но услышанные слова заставили ее обернуться.

– Через сорок? Мы говорили о сорока пяти. Что?

Он слушал. Лицо оставалось непроницаемым. Наконец он медленно кивнул.

– Хорошо. – Отключив аппарат, он приблизился и тихо сказал: – Через сорок минут мы уезжаем.

– Но…

– Ты не будешь смотреть, как ее убьют, если все окажется напрасным. И… лучше тебе не знать, куда они исчезнут, если план удастся.

– Мы так не договаривались! – Она отступила на шаг, повернулась спиной. – Я не могу…

Дуло револьвера коснулось ее виска. Жест Нельсона был резким и неожиданным, она не успела отпрянуть и только посмотрела на него.

– Нет.

– Потом ты поймешь, что так будет лучше.

Рот дрогнул в нервном кривом оскале.

– Потому что я женщина?

В ответных словах звучала сталь.

– Потому что ты детектив и выбрала это сама.

– А иначе?

– А иначе твое место – в доме твоей матери. За вышиванием салфеток.

Лоррейн закусила губу. Неизвестный ей приказ уже разлетался по всем ударным группам. Минуты шли. В Кабинете говорили. Уайтхолл и Даунинг-стрит заполнялись полицией; неприметно одетые констебли проходили в здания, перекрывали дорогу кэбам и указывали, куда идти или ехать. В толпе мелькнул Дин и скрылся, ушел в сторону набережной. Джил не было.

– Что они делают?

Нельсон молчал. Она опять отвернулась.

Полиция торопилась. Зачистка шла полным ходом. Людей убирали из самых дальних проулков, убирали даже бродячих кошек и собак. Зачем?

Сцена четвертая

Вдоль моста в тумане летали гондолы – юркие, остроносые, вмещающие по два человека каждая. Один освещал опоры керосиновым фонарем, второй, сидя на носу, задавал направление. У каждой пары была копия плана, врученного ровно в 9:00 Кристофом Моцартом Томасу Эгельманну. На схеме было отмечено расположение бомб, но шеф Скотланд-Ярда приказал осмотреть по возможности больше опасных мест.

Лодки скользили, кто выше, кто ниже. Люди перекрикивались. Все было чисто, время тянулось медленно, и многие начинали нервничать. Наконец один из полицейских-подрывников, взглянув на схему, глухо сказал:

– Без резких движений.

Второй кивнул и выше поднял фонарь. Гондола полетела налево, к крайнему массивному столбу.

– Тихо. Смотри.

Каменная ниша маячила совсем близко. В ней белел сверток.

– Оно. – Шепот подрывника звучал хрипло, напряженно.

– Проводков нет. Вообще ничего. Послушай… тикает? Должно вообще тикать-то?

Мужчина осторожно высунулся из гондолы и подался ближе.

– Ничего не слышно.

– Возьми. Давай, осторожно, вот та-ак…

Сверток был маленький, легкий. Он совсем не напоминал бомбу, и все же, едва подняв его на борт, полицейские почти синхронно вздрогнули. Сверху донесся глухой крик:

– Еще нашли!

– Все три?

– Да. Возвращаемся.

Лодки – смутные силуэты в тумане – поднялись и начали удаляться со своим опасным грузом.

– Странно… – пробормотал полицейский с фонарем и неожиданно для своего напарника надорвал бумагу на свертке.

– Сдурел? – рявкнул тот, но осекся, едва увидев, что проступает наружу. – Это еще…

Усмешка появилась у первого на губах.

– Черта с два, Джим. Не бывает таких легких бомб. Видишь?

На ладони мужчины стояла чайная чашечка. Белый фарфор украшали голубые цветы. На донышке лежала записка.

«Надеюсь, Вы не думали, мистер Эгельманн, что мы настолько не любим наш город? Бомбы обезврежены в день их обнаружения. Мост в полной безопасности. Спите спокойно.

V. и C.»

Сцена пятая

Дин Соммерс смотрел на людей, которые в сопровождении переодетых полицейских шли мимо. Одни перешептывались, другие возмущались в голос. Кого здесь только не было: дамы, пришедшие за покупками, извозчики, подгоняющие лошадей, чиновники, явившиеся в правительственные здания, уличные мальчишки.

Джил исчезла еще до того, как Дин проснулся, не оставив ни записки, ни следов, кроме поцелуя на его шее. Сам он проспал: алкоголь и переутомление все же дали о себе знать, и уже не было времени искать напарницу. Он оставил незапертой комнатушку в ветхом корпусе, сохранившемся еще со времен старой железной дороги. Опоздав на инструктаж, получил выволочку от Эгельманна и все же пошел выполнять приказ.

…Люди испуганно озирались, оглядывались. Он и сам часто смотрел туда – назад, в сторону десятого дома по Даунинг-стрит, на железный фрегат. Дин чувствовал: в здании происходит что-то важное, иначе полиция давно открыла бы стрельбу. Невольно он задал себе вопрос: если важное здесь, то что сейчас на Королевской верфи?

Часть вторая

Сцена первая

Скудный свет лился только из верхнего окна. Часовых было мало, даже странно, что она не усилила охрану. Самонадеянное ожидание быстрой победы, видимо, опьянило ее, а ведь она даже не была дурой. По крайней мере, люди, давшие Джил Уайт это имя и это задание, так не считали. Всего трое сипаев бесшумно ходили, иногда перекликаясь на своем непонятном языке. Почти так же бесшумно умела двигаться и Джил.

Она скользила вдоль железных гондол, прячась в тени, и присматривалась к выгравированным на носах эмблемам. Простые символы, подсказки, почти незаметные глазу: если не знать точно расположения, они скорее напоминали царапины. Джил тщетно сравнивала каждую эмблему с той, что была на ключе, подобранном в развалинах клуба «Последний вздох». Неужели лодку убрали? Ведь она, конечно же, хватилась.

Джил услышала рядом шум и метнулась за ближайшую лодку, к стене. Сипай прошел мимо; его смуглое и частично изъеденное оспой лицо хранило сонное выражение. Шаги стихли, Джил приподняла голову. Символ, который она искала, – два треугольника, – отчетливо виднелся на соседней гондоле.

Нужный момент. С него секунды стали драгоценными. Джил забралась в накрытую брезентовым навесом лодку и вставила ключ в скважину на носовой панели. Она знала, что этого недостаточно. Пришло время настоящего риска. Три… два…

Двигатель зарокотал, обнаруживая ее присутствие. Тревожные голоса донеслись до ушей; Джил сбросила брезент и выпрямилась, выдавая себя: женщина, одна, без оружия. Легкая добыча. Индийцы застыли, явно прикидывая расстояние и выбирая способ расправы.