Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пэтти, зачем ты такое ему сказала?
Ответ не слишком меня интересовал, я устала. Устала и обреченно понимала, что, скорее всего, отдых опять придется отложить.
– Я… боялась, Лори.
– Чего, черт тебя дери?! – Я немного повысила голос, она сжалась.
– Что мы можем тебя потерять. Я знаю, я глупая, но ты ведь говорила, сколько Дин для тебя значит, и… прости. Прости, прости, прости!
Пэтти стояла, едва доставая мне до плеча, и смотрела пристально, без обычной улыбки, прижав к груди маленькие ладошки. Я кивнула и пошла обратно к входной двери.
– Лори, уже поздно…
– Возьму кэб.
Я повернула ручку. Пэтти шагнула за мной и остановилась – в своей нелепой домашней юбке, с распущенными волосами, с обреченным выражением на круглом полудетском лице. Я вдруг поняла, кого же она мне напоминает. Констанц Моцарт. Станци. Так же взывает к благоразумию. И так же не понимает, что иногда оно гибельнее безумств.
– Не говори брату, – глухо попросила я. – Хотя бы это ты сделать можешь, ничего не испортив?
Это, наверное, ранило ее, но мне было плевать. Она кивнула.
* * *
Я вышла под моросящий дождь. Лондон опустел. Казалось, горожане покинули его, и осталась только я, идущая самыми тихими переулками. Я знала, как быстрее добраться до маленькой, далекой от богатых домов рыночной площади, на которой даже в такое время можно взять кэб. Извозчики коротали там время с восьми вечера, поджидая ночных ездоков.
Я думала о том, что скажу Дину. Слова не шли в голову; мне просто хотелось постучать в дверь и обнять его, чтобы он понял, что у нас все по-прежнему. Что для меня он лучший друг, с которым мы навеки вместе. Даже если…
– Леди не боится так поздно гулять одна?
Голос был незнакомым. Я обернулась. Двое. Один маленький и щуплый, второй примерно моего роста, но тоже не устрашающей комплекции. Потрепанная одежда, испитые лица, нет оружия… Ясно. Медленно развернувшись всем корпусом, я вынула из кобуры револьвер.
– Нет, джентльмены. Не боюсь.
Решили ли они, что это игрушка, были пьяны или полагали, что я не выстрелю… Переглянувшись, они начали подступать. Наверное, в их глазах я выглядела жалко – хромая и промокшая, с опущенной головой. Чтобы решить все их проблемы, мне хватило бы двух пуль, но… Я не хотела решать чужие проблемы так просто и быстро. Я убрала револьвер; рука сжались на трости с тяжелым стальным набалдашником. Они все подходили. Я отступила на пару шагов, но через секунду бросилась вперед сама. Злость застила глаза.
Отец считал своих девочек слишком красивыми, поэтому пытался учить нас драться. Научились только Джейн и я, потом запас моих приемов обогатил Дин, и, хотя боль в ноге часто стесняла мои движения, кое-что я освоила – быстрые удары, после которых поднимаются нескоро. Теперь в них было вся мое нечеловеческое, хлесткое бешенство. Вся долго сдерживаемая, зажатая в тисках холодного рассудка ярость. Немой вопль: «Какого черта, Господи?! Какого черта все вот так?! Чем я это заслужила?» Бить. Просто бить. Чертов Нельсон. Чертов Кристоф. Идиотка Пэтти. Ублюдок Эгельманн, проклятая сука Фелис. И… проклятая моя жизнь.
Я очнулась, будто вынырнув из этого омута гнева. У меня было разбито лицо: со мной не церемонились, все «леди» ушли к чертовой матери. «Джентльмены» лежали на мостовой. Тот, которому я сломала нос и выбила зубы, упал щекой в лужу; вода уже меняла цвет. Багровое пятно темнело и на набалдашнике. Я быстро его вытерла. Мерзость…
Кроме боли в руке, которую мне пытались вывернуть, я не ощущала ничего. Я не совершала подобных поступков раньше, я могла просто выстрелить в воздух – и было бы довольно. Никакого кровопролития. Ничего. И я не поняла бы в эту минуту под дождем, что я уже другая. Спокойной дурочки Лори Белл нет, точно так же, как нет ее любимой подружки-художницы Фелисии Лайт. Есть Синий Гриф и Леди Сальери, и едва ли они имеют что-то общее. Скорее всего, они даже не знают друг друга.
– Развлекаешься?
Я обернулась. Нельсон стоял, привалившись к стене. Плащ на нем был расстегнут, мокрые волосы липли ко лбу. Не приближаясь, сыщик разглядывал два тела под моими ногами. Лицо выражало лишь вежливое любопытство.
– Они живы, – глухо сказала я. – Они просто хотели денег. Я…
Звякнуло несколько монет, которые Нельсон бросил в лужу, замутненную кровью. Три гинеи и полпенни.
– Когда очнутся, им будет приятно. – Он протянул мне руку. – Идем домой.
Серебро тускло блестело в багровеющей воде. Я смотрела на монеты и не могла отвести взгляда. Наконец очнувшись, я покачала головой.
– Мне нужно к Дину.
– Думаю, он у Эгельманна. И думаю, сегодня лучше не тревожить Скотланд-Ярд. Помнишь?
Я кивнула. Он по-прежнему протягивал руку, так же, как в доме у графини, когда я хотела спрятаться от всего, даже от лунного света. Я взялась за его ладонь. Мы покинули переулок, прошли немного по широкой улице и свернули – в тень сквера, пустого и тихого. Здесь, возле небольшого фонтана, Падальщик привлек меня к себе ближе. Коснулся рукой подбородка и приподнял его, осматривая нос и губы.
– Больно?
Я покачала головой и ухмыльнулась, ощущая острое жжение в левом углу рта.
– Долго не было так хорошо, Нельсон. На их месте я представляла тебя и Эгельманна.
Он засмеялся: кажется, ждал именно этих слов. Вынув из кармана платок, он стал стирать кровь. Я поморщилась, вывернулась от него и начала умываться, черпая воду прямо из каменной чаши.
– Она не самая чистая.
– Плевать.
Наконец я снова развернулась к нему. Он улыбался. Я ждала какую-нибудь колкость по поводу воды, или моего внешнего вида, или недавней драки. Но он сделал другое. Не сводя с меня глаз, опустился на одно колено.
– Выйдешь за меня?
Я покачнулась и тяжело оперлась на трость. Он не двигался, глядя снизу вверх. Волосы по-прежнему были мокрыми, воротник трепал ветер. Устремленные на меня глаза оставались почти такими же холодными и хищными, как всегда, но от этого слова будто приобретали еще больший вес, тяжело сдавливали мое дыхание. Я… ждала их однажды. Но не сегодня. И одновременно не хотела слышать никогда.
– Ударился головой, да? – Я отступила.
– Ты подозрительно часто это спрашиваешь.
Падальщик поднялся. Снова посмотрел мне в лицо, будто опалил взглядом. Я прижала к щеке ладонь, понимая, что, кажется, разучилась говорить. Я ведь испугалась… как самая настоящая гимназистка.
– Подумай. – Он взял меня за руку. – Идем. Пэтти волнуется.
Так просто. Будто мне все приснилось.
До дома мы шли в молчании. Я сжимала его пальцы, он спрятал руку в карман. Он не смотрел на меня; я не знала, ждет ли он ответа прямо сейчас. На крыльце я остановилась и поцеловала его, просто так, без слов. Полуобещание. Не более.