Но тут на арену вступает гений и первый герой революции Лев Троцкий, возглавивший советскую делегацию. Этот, безусловно одаренный человек и самолюбивый авантюрист, вполне искренне до конца своей жизни будет считать себя абсолютным гением, способным перевернуть мир, историю человечества. А уж в 1917 и 1918 годах, в том числе и в Бресте, он перевернул его так, что вместо тяжелейших, но терпимых условий мы получили «позорный Брестский мир». Позиция Троцкого «ни войны, ни мира» развязала и без того не сильно связанные руки германских политиков и военных. 11 февраля германская делегация отправляет в Берлин телеграмму, в которой говорится: «Здесь почти все считают, что для нас вообще не могло произойти ничего более благоприятного, чем решение Троцкого. Конечно, на первый взгляд оно ошеломляющее. Этим решением Троцкий отказывается от всех преимуществ страны, ведущей войну и заключающей мир. При заключении мира мы все-таки должны были бы сделать ему различные серьезные уступки. Теперь мы сможем все урегулировать по нашему собственному усмотрению». Троцкий ошеломил не только Берлин, но и Петроград.

Пока большевистские лидеры спорили, что и как, в Берлине времени не теряли. Собственно, вопрос о военной интервенции и не сходил с повестки дня. Еще 18 января штаб Восточного фронта по указанию Гинденбурга приступил к подготовке наступательной операции с пышным, как всегда, названием «Фаустшлаг» («Удар кулаком»), а в конце января Гинденбург утвердил план наступления на Украину. С Центральной радой вообще не церемонились, хотя 9 февраля Четверной союз подписал с ней договор о поставке до 31 июля 1918 года 1 млн тонн хлеба, 50 тыс. тонн мяса, сало, пеньку, лен, марганцевую руду и т. д. Так что совещание в Гамбурге 13 февраля, которое созвал Вильгельм II, было скорее формальностью, чем серьезным обсуждением вопроса, что делать с Россией. Как всегда, с особым мнением выступил статс-секретарь Кюльман, предложивший ограничиться помощью российским сепаратистам, да вице-канцлер Ф. Пайер отметил: «Мы можем начать, но как кончить?» Поддерживая Людендорфа, который метал на совещании громы и молнии, и Гинденбурга, кайзер дал отмашку на военную операцию, лицемерно при этом объявив: «Следовательно, не новая война, а помощь народам России». Да уж!

Для оказания «помощи» в распоряжении кайзера имелись 82 пехотные дивизии, в том числе 51 германская, 28 австро-венгерских, 2 болгарских и 1 турецкая, и 18 кавалерийских дивизий (9 германских, 8 австро-венгерских, 1 болгарская). Непосредственно к атаке изготовилось от Рижского залива до устья Дуная 47 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. На север в направлении Нарва-Петроград приготовилась наступать 8-я германская армия и армейская группа «Д». В Белоруссии 10-я германская армия. На Киев, Полтаву и Одессу самая многочисленная группировка германо-австрийских войск генерала Линзенгена. Зашевелились турки и уже двинулись к довоенной русско-турецкой границе. На бумаге мы имели на фронтах 173 пехотные дивизии, несколько десятков кавалерийских, около 2 тысяч пулеметных команд и полторы тысячи артиллерийских батарей. На самом деле на передовой только кое-где оставались небольшие отряды прикрытия или завесы.

18 февраля в 12 часов дня в Петроград пришло официальное сообщение о прекращении перемирия, но к тому времени германские войска группы «Д» уже захватили мосты через Двину и заняли Двинск. Обязательность предупреждения за семь суток о начале боевых действий, согласно первой статье перемирия, конечно, была проигнорирована. 23 февраля германские войска подошли к Полоцку, Чудскому озеру, Пскову. Дивизии 8-й германской армии занимали Литву и Эстонию. 10-я германская армия 23 февраля захватила Минск. На Украине германо-австрийские войска к 20 февраля овладели Луцком, Ровно и продвигались на Гомель и Киев. Меньше чем за неделю оккупанты продвинулись вглубь нашей территории на 200–300 километров.

Совнарком шлет радиограммы в Берлин, требуя объяснений, а войска продвигаются вперед, встречая лишь незначительный отпор со стороны отрядов завесы. Одним из них командовал бывший царский генерал Парский. Не будем говорить о 23 февраля, как дне рождения Рабоче-Крестьянской Красной армии и якобы ее первой победе над германцами под Псковом и Нарвой. Это отдельный разговор. Нам важно отметить, что 23 февраля Совнарком на свои радиограммы получил из Берлина настоящий ультиматум с новыми, несравнимо тяжелыми условиями мира. Германцы категорично и немедленно требовали вывода русских войск из Прибалтики, Финляндии и Украины, возврата Турции Анатолии, демобилизации армии и флота. На принятие ультиматума отводилось 48 часов. Троцкий доигрался в свою гениальность, а германцы продолжали наступать, заняли Жлобин, Рогачев, двигались на Смоленск. Балтийский флот в последний момент в условиях сложнейшей ледовой обстановки прорвался из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт. Так называемые части Красной армии оставили Нарву и отошли к Ямбургу. Тут уж было не до рассуждений.

28 февраля советская делегация теперь уже во главе с Г. Я. Сокольниковым прибыла в Брест-Литовск, попыталась завязать полноценные переговоры, но новый глава германской делегации Ф. Розенберг заявил, что военные действия прекратятся только после подписания мирного договора. 3 марта договор был подписан на условиях ультиматума. К этому времени Киев был уже занят германцами. В соответствии с договором оккупантам отводилась огромная территория Российской империи площадью около 1 млн кв. км! Здесь проживало примерно 50 млн человек, то есть треть населения империи, добывалось 90 % каменного угла, 73 % железной руды, размещалось более половины промышленных предприятий и треть железных дорог. Перед началом войны в Берлине и мечтать об этом не смели, а тут такой лакомый кусище! И потекла по нашим землям вражеская орда, голодная, вороватая, жестокая и жадная. К 8 мая она заняла всю Украину, докатилась до Ростова-на-Дону. К июлю германцы залезли аж в Закавказье, захватив Поти, Тифлис и Баку. Беспредельную жадность не могли остановить даже тяжелейшие для Германии события на Западном фронте.

Цифры, конечно, скучный материал, но если в них внимательно вчитаться, то многое станет ясно и понятно, в том числе и чем обязана России Антанта и мир в целом в 1918 году. Русская армия с германцами в 1918 году не воевала. Воевали с ними части Украинской Красной армии, масса летучих красногвардейских, партизанских и прочих отрядов всевозможных батек и атаманов. Об этом подробнее скажем позже. Отметим пока имена появившихся новых борцов с германской армией, таких деятелей, как Ворошилов, Пархоменко, Примаков, Якир, Махно, Григорьев, Сиверс, Антонов-Овсеенко, Дыбенко и далее по списку. Хотя были и старые знакомые нам имена – бывшие генералы Бонч-Бруевич, Снесарев, Пекарский. Отметим и то, что командовали они все теми же бывшими поданными Российской империи, солдатами императорской армии, а теперь еще и взявшими в руки оружие обывателями. И эти люди гибли в боях тысячами, уничтожая тысячи оккупантов, а значит, Россия продолжала вольно или невольно участвовать в Первой мировой войне на стороне Антанты. Вот этого на Западе до сих пор не признают!

Российская армия и флот в начале 1918 года окончательно прекратили свое существование. К сожалению, официальная и неофициальная демобилизации сопровождались, как это ни печально констатировать, нередким унижением, избиением, а то убиением офицерского состава нижними чинами. Умолчать об этом позорном для всякой армии явлении не имею права. Впрочем, сие явление никогда особенно и не скрывалось, а в определенное время даже восхвалялось. Любопытные читатели всегда могут ознакомиться с массой литературы на эту тему. Офицерам флота досталось больше всего, и я хочу по этому поводу высказать свое мнение. Здесь, на мой взгляд, есть несколько причин. Во-первых, в действующей армии за время войны офицерский состав из-за огромных потерь поменялся почти полностью несколько раз, и к началу революции большую часть офицеров с трудом можно отнести к «белой кости». В основном это были разночинцы, кормившие в окопах вшей и ходившие в смертельные атаки вместе с нижними чинами. Офицер в армии объективно стал ближе солдату. Флотские же офицеры из-за практического отсутствия боевых действий на море в своем абсолютном большинстве оставались теми же довоенными аристократами со всеми привилегиями и снобизмом гвардейцев, бесконечно далекими от матроса. Не будем забывать, что служба офицером на флоте приравнивалась к службе в гвардии. Матрос по-прежнему оставался для них «быдлом», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Во-вторых, и сами матросы набирались, в отличие от серой, неграмотной крестьянской массы, из квалифицированных рабочих, ремесленников, моряков, людей грамотных, разбирающихся и пробовавших многие блага цивилизации. Для них офицер был не только простым, привычным барином, а изначально представителем враждебной, презирающей чернь по определению, силы. В-третьих, именно из-за отсутствия настоящей боевой работы за три с лишним года безделья по сравнению с пехотой, сытая, довольно сплоченная по интересам матросская масса очень быстро развратилась и первой подхватила революционный лозунг «долой!» Кстати, этим грешили матросы всех флотов Антанты и Четверного союза, чему есть неоспоримые примеры. Лозунг «долой!» в сущности анархический, и неслучайно большинство революционных матросов примкнуло к анархистам. Это потом некоторые из них уйдут к большевикам, которые тогда мало чем отличались от анархистов. «Бей!», «Грабь награбленное!», «Гуляй, рванина!». И уж тут проклятое офицерье получило по полной.