— Не лицо — ковер таджикский! — цокнул он языком. — С каких это пор вы занимаетесь моими пациентами? Он же наркоман и псих!.. Где вы его нашли? Что он сделал?

— Пациент?.. — Алик недоверчиво посмотрел на Ефима, который в свою очередь любовался Фомой. — Ты знаешь, что это за пациент?

— Алик, ты что? Это же невменяемый, что он мог сделать сознательно? Он ложку самостоятельно не держит!

— Ложку? — Алик раздул ноздри. — Да он чуть не кинул нас на лимон!

— Да в чем дело-то объясни!.. — Ефим занавеской вытер у Фомы под носом.

Алик молча смотрел на эти манипуляции, на тяжелом лице его ходили желваки. Сквозь приступы дурноты, Фома еще раз услышал дикую историю, как украл чемодан с кокаином. Была стрельба, много полегло, его с какой-то дурой едва поймали на квартире то ли фашистов, то ли анархистов. Он молчит, девка вообще ни сном, ни духом, землю жрет. Братва думает, что он приблудный, но уж слишком чисто все.

— Хорошо, он оказался там случайно, я в это могу поверить. Но откуда он мог знать, что в машине? И в какой машине? Почему все лежали, когда началась стрельба, а он один, как дух, перся в машину? И кто, бля, чеченов навел?! Хоте-ел бы я знать! — угрожающе протянул Алик, и семь египетских казней встали перед Фомой, одна краше другой.

— Но ты?.. Объясни! — потребовал Алик у Ефима.

— А что объяснять? Ходит ко мне, лечится от головы, боли у него дикие. Неделя, примерно, как пропал, полторы. Интересный кейс.

— Что?

— Случай, говорю, интересный! — Ефим хмыкнул. — Как же он, наверное, мучался без моих лекарств!

— Отмучался, — уронил Алик.

— Да-а… — Ефим кивнул. — Вынужден тебя огорчить, он, действительно, ничего не скажет, раз не сказал сразу!

— Почему?

— Не помнит, — пожал плечами Ефим. — И бить бесполезно, у него болевой порог почти на нуле. Анестезия. Его башка, как скороварка, все время кипит. Он даже кайф получает, пока вы устаете!

— Откайфовался, — еще тяжелее уронил Алик. — Значит, мочить…

Он проговорил это рассеянно, думая какую-то свою думку; крупное лицо крупного мыслителя, каждая мысль которого стоит, как минимум, чьей-то жизни.

— Значит, не скажет, говоришь? — повторил он и встал со стула, на котором все время сидел, Фома увидел мощный торс борца, на таких же мощных, коротких ногах.

— Так кто же его навел, пока он бегал от тебя, а? Он весь свежеисколот! Девка эта? Так тоже не сходится, стала бы она его к себе приводить и раздеваться! Да и пацанка совсем, хотя… — Алик на секунду замолчал, а потом упрямо мотнул головой. — Странно всё это, Фима, непонятно, а когда мне не понятно, я си-ильно не понимаю! — угрожающе покачал он головой.

Он снова сел и не спеша закурил. Стул под ним тяжко скрипел в наступившей тишине.

— Что скажешь, доктор? Ты же у нас специалист по головоломкам!

— Скажу, что повезло вам, бандитам, что этой мой клиент, — хмыкнул Ефим, сразу испуганно поднимая руки и расширяя глаза: мол, шучу, шучу, не убивай!..

— Знаешь, кому везет?.. — И без того тяжелое лицо Алика отвердело, как гранит.

— Знаю, знаю!.. — Ефим тоже, не спеша, закурил, оценивающе посмотрел на Фому и выпустил дым в потолок. — Сейчас он нам все расскажет… что знает и чего не знает даже…

Ефим достал из борсетки миниатюрную аптечку, оттуда — шприц с уже приготовленной жидкостью.

— Чего не знает, не надо, — сказал Алик, брезгливо принюхиваясь к запаху из аптечки. — У меня от своих фантазеров голова болит…

Он тяжело усмехнулся, потом пальцем подтянул борсетку к себе.

— Что это?

— Горяченькое, для разговорчивости. Очень хорошо на него действует.

Фома укола почти не почувствовал, зато через несколько секунд стало, действительно, горячо. Словно вся кровь, выбитая из него до этого, вливалась горячей струей обратно.

— Сейчас я у него спрошу и он мне скажет, если у него, конечно, есть, что сказать. Дай пистолет! — неожиданно потребовал Ефим, и, видя, что Алик снова окаменел лицом, хохотнул:

— Да я же знаю, что он у тебя в кармане!

— Зачем? — спросил Алик.

— Алик!.. — Ефим уже веселился вовсю. — Ты и меня считаешь придурком? Ты что?

— Он на него не реагирует.

— У меня среагирует! Чего ты боишься, ты же все равно его убьешь? А?

Алик ничего не ответил, но так посмотрел, что стало ясно — да, все равно.

— А здесь шанс и неплохой! — продолжал Ефим. — Ты же хочешь узнать, кто его навел, а?.. К ним ведь подход нужен, а я к нему дорожку давно-о протоптал!..

Алик неохотно достал пистолет.

— Только… — Он небрежно притянул Ефима к себе, за лацкан, как до этого — борсетку, одним пальцем.

Жест был пренебрежительный и зловещий одновременно. Он продержал Ефима в таком неудобном положении довольно долго, пока, наконец, не выдохнул прямо в лицо:

— Только ты его не убивай, Фима. Мне все-таки интересно. Оставь…

Ефиму было неудобно стоять так, нагнувшись, но он состроил всепонимающую физиономию:

— Да ты что, Алик?.. — И протянул руку за пистолетом…

— Пх!.. — Неожиданно прицелился ему в лицо Алик и, удовлетворившись испугом, мелькнувшим у того, отдал пистолет.

— Только не убивай… без меня, — повторил он тихо.

— Ну что ты, Алик, я его убивать не буду! — опять засмеялся Ефим, распрямляясь и поводя, занемевшей от неудобной позы, шеей. — Я тебя убью! Потому что послал его я. И чеченов навел я!..

Пуля вошла Алику прямо между удивленно поднявшихся бровей. Маленькая аккуратная дырочка с багровым ободком гематомы. Пару мгновений он еще с тяжелым изумлением смотрел на Ефима, а потом оба глаза его закрылись, оставив открытым один —