голоса, вернее, один голос, что-то объясняющий и другие, язвительно вопрошающие и перебивающие поминутно, так, что понять, о чем речь, было невозможно. Прошел слепой, с черно-красным флагом то ли третьего рейха, то ли анархосиндиката, его вели под руки две старушки.

— А взорвать, нах!.. — послышался вдруг возглас, и дружный смех накрыл конец фразы.

В курилке народу было еще больше, чем в первой комнате и она была просторнее. Он обернулся, в поисках места, где бы его никто не трогал, хоть несколько секунд. Нашел у окна. Люди стояли небольшими кучками, но курили на удивление немногие. Фома улавливал обрывки фраз. В основном, невыплаты зарплат, драка в Лужниках с кавказцами, взрыв синагоги и недавний налет на американское посольство с гранатометом. Фоме это было внове. «Со всеми воюем? — подивился он. — Или со своими справиться не можем?»

— Стоять, стоять и еще раз стоять! До конца!..

Высокий импозантный красавец, в синем костюме и красном галстуке, высоко выбрасывал руку с сигаретой. Вокруг него стояли несколько человек и вездесущая девица экстремистского вида, которая встретилась ему при входе. Теперь она его тоже заметила.

— Кто-то должен их остановить! Пусть это будет Милошевич! — уверенным тенором вещал мужчина, возвышаясь над слушателями.

— Правильно, правильно!..

Милошевич? Кто это? Что-то славянское. Фома прислушался. А высокий объяснял, что Милошевич это не Саддам, и у них это не пройдет — на третью мировую они не пойдут!..

— Так ведь разбомбят, Игорь Алексеич! — предположил кто-то.

— А ни хрена! — ответил другой за Игоря Алексеевича. — Подавятся!

Все засмеялись.

— Правильно! — поддержал высокий. — Там горы! Много в Чечне набомбили?

Девица явно собиралась к Фоме подойти, но еще колебалась. Фома озирался, куда бы смыться — кругом двери, открывать которые он пока не решался, да и вид из окна был неплохой, и совсем отрадно смотрелась пожарная лестница, прошивающая балкон. «Выбью, в случае чего!» — решил он про окно.

Он считал секунды. Если те двое сказали… если волчата не вооружены… они должны вот-вот появиться здесь и начать пальбу. Но он все-таки надеялся на пролетарский интернационализм волчат, потому что хромые были кавказцы. Может быть, все-таки не сойдутся во взглядах? Правда, автоматы… ни один интернационализм не выдержит, даже распролетарский.

Рядом с ним стоял стол с газетами, вешалка с плащами и чьей-то черной фуражкой. Не долго думая, Фома нацепил её на себя, стараясь натянуть поглубже и убрать волосы. Уловил, краем глаза, как девица уже совершенно в наглую рассматривает его. Блин, что ей надо? Куртку он снял, рубашка у него была тоже черная, глянул в отражение — нормальный фашист, не хуже других!.. На улице, конечно, сразу заберут, а здесь — ничего.

— Но ведь вся Европа против них!

— У них Европа, а у нас Китай, Саддам, Фидель! — начал перечислять Игорь Алексеевич, оглядываясь по сторонам и кого-то высматривая. — Да и Европа у них не вся, далеко не вся!

— Ну и что мы им сделаем? — не унимался его оппонент, инвалид в камуфляже. — Чего мы можем-то? Неужели танками попрем? Это же война!

Дальше Фома не слышал, потому что девица «поперла» прямо на него, как упомянутые танки:

— Что ты здесь делаешь? Я смотрю, ты, не ты?

Он глядел на нее, прикидывая, как заткнуть ей рот, если она закричит, что среди них предатель.

— Ты что меня не узнаешь? — засмеялась она, сняла с него фуражку и надела себе на голову. — А так?

Одни фашисты кругом!.. Фома, приняв озабоченный вид, что при его нынешнем состоянии выглядело комично, сделал попытку уйти. Ни так, ни сяк, он ее узнавать не хотел — дипломат жег руки. Он животом чувствовал, что хромые черти уже близко.

— Да ты что, Андрон? Совсем что ли?.. — Девица обиделась; и в это время раздались выстрелы на лестнице. Теперь они не казались игрушечными. Акустика подъезда делала их зловещими.

Люди в курительной шарахнулись об одну стену, о другую, в коридоре кто-то истерично завизжал. Настежь распахнулись двери, вмиг в большой квартире все смешалось. Фома стал рвать раму окна, думая о пожарной лестнице, когда девица, схватив его за руку, быстро проговорила:

— Пойдем со мной!

— Куда?.. Отвали! — отмахнулся он, вырывая оконный переплет с корнем.

— Я знаю! Живу здесь! — тянула она его.

Черт! Вторая рама была заклеена намертво, а за стеклом решетка на замке, которую он почему-то не заметил. Не успеет!.. Он схватил протянутую руку. Они проскочили несколько дверей, мимо шарахающихся людей. Какой-то солидный мужчина, вместе с Игорем Алексеевичем, призывал всех сохранять спокойствие, мол, милиция вызвана. Попали в помещение с торчащими трубами дымоходов, бывшую кухню и вышли на черную лестницу через незаметную, закрашенную в колер стены, дверь. Пахло кошачьей мочой и помоями. «Тоже, чтобы тянуло на баррикады?» — мелькнуло у него.

Он рванул вниз по ступенькам, но девица его остановила.

— Там закрыто! — сказала она, и утянула за собой в соседнюю дверь…

Её звали Таей и она уверяла Фому, что выпила с ним цистерну коньяка.

— Это за тобой? — первым делом поинтересовалась она.

— С чего ты взяла? — состроил он удивленное лицо.

— Ой, не надо, Андрон, ты единственный хотел выпрыгнуть в окно! — засмеялась Тая. — С тобой все время какая-то беда: то стреляют, то сжигают!.. Такой бар был! — вздохнула она. — Что ты опять натворил?

— А сюда не придут? — вместо ответа спросил он.

— Не, это другая парадная, не допрут, и я заперла выход из той квартиры. Блин, как появились эти… патриоты долбанные, каждый день какая-нибудь фигня: то митинг, то драка, то песни с самого утра орут!

— А по какому поводу сегодня?

— Все по тому же — сербы.

— А что сербы?

Когда Тая убедилась, что он действительно ничего не знает, она вздохнула с завистью:

— Ты