работать. А как… — остроухую затрясло, она едва справилась с подступившим к горлу комом. — Как пришла новость, так совсем сорвалась. Ещё зимой её, в подворотне, зарезали.

— Иронично закономерный финал, — я не сдержал смешка. Поудобней откинувшись на спинку стула, я пригубил вина и оценивающим взглядом прошёлся с головы до ног остроухой и обратно. — Раздевайся.

— Раздеваться? — недоумённо переспросила та.

— Неужели в этом слове есть второе значение, которое тебе не понятно?

— Понятно. Я… раздеваться… здесь?

— Если тебе удобней, то можешь раздеться в коридоре.

Женщина вздрогнула, обхватила правый локоть левой ладонью и долгую минуту шумно дышала, сглатывая подступающие чувства. Она медленно скинула с себя куртку, обувь, юбку, рубаху, исподнее. И, беззвучно плача, распрямила руки по бокам. Я приказал ей повернуться, потом ещё раз, и ещё, и ещё. Жилистые голени переходили в тощие бёдра с практически плоской задницей, складка кожи внизу живота покрыта рубцами и растяжками, рёбра видны под кожей, опухшая от кормления грудь покачивается от каждого движения.

— Слишком худая, — случайно пробубнил я мысль. — Одевайся.

— Одеваться? — недоумённо переспросила та.

— Неужели в этом слове есть второе значение, которое тебе не понятно?

— Понятно. Я… оденусь… здесь?

— Если тебе удобней, то можешь одеться в коридоре.

Дважды повторять не пришлось. Остроухая резко натянула на себя одежду и вскоре стояла с опущенной от стыда головой и ещё сильнее пуская слёзы, понимая, что от её тела отказались и денег не получить.

Я спросил, умеет ли женщина читать. Умела, в прошлой команде она была главной, ей пришлось брать уроки, чтобы читать объявления на доске с заданиями. Я передал остроухой один из листков, оставшихся с прошлой осени, с переписью добытых заллай за четыре месяца. Женщина вслух читала названия заллай, их количество и общую стоимость. После каждой озвученной цифры её глаза раскрывались всё шире и шире.

— Ты добытчица порождений. Вот по твоему профилю и будет работа, хоть и тяжёлая. Силёнок у тебя не хватит, как раз по дороге в Трайск тебя подкармливать будут. Вся работа там. Что именно за работа, какого рода и прочее — я сейчас не скажу. Нас могут подслушивать, — сказал я, хотя за стенами и потолком не наблюдалось белёсых облачков. — Отъезд очень скоро. У тебя завтрашний день, закончить дела. Вечером придёшь сюда ещё раз и получишь указания. Не согласна — идёшь нахер со своими проблемами.

— Переезд в Трайск?

— У меня свой дом. В нём дам тебе с ребёнком комнату для слуг. Денег с работы хватит кормилицу нанять, пока ты ходишь работать. Но работать будешь на меня. Галис или Нот рассказывали тебе, чем именно я занимаюсь?

— Изучаешь порождения. Они говорили, что у тебя в академии обучение.

— Оно закончилось, — я похлопал по гримуару и показал на листок. — Я теперь занимаюсь не только изучением, но и добычей порождений. Собственно, я расскажу тебе несколько хитростей, ты сможешь самостоятельно добывать заллаи. Но будешь молчать о способах до самого конца своей жизни.

— Клятва души?

— И это тоже. У тебя и ребёнка будет крыша над головой, еда, и виденье будущего. Так что выбирай.

— Я согласна! — подрагивающим голосом выпалила остроухая и разрыдалась. — Согласна. Что угодно сделаю. Спасибо. Спасибо, что не отказал. Я… прости, что орала. Мой сын, я… ради него… прости, я тебя…

— Я ксат. Мне плевать, что обо мне говорят, — я раздражённо потёр переносицу. — Проваливай. Готовься к завтрашнему дню.

* * *

Шедшая рядом жена выбритого налысо начальника охраны зыркала на меня ехидными глазками, постоянно лыбилась и хихикала.

— Так, может, добродушный господин, — мурлыкнула женщина, — мы видим начало невозможной любви, между ксатом и ратоном?

— Ещё одна такая шутка, и меня вырвет, — я пристально посмотрел на женщину. — И будь уверена, что на тебя.

— Будет вам, добродушный господин. И пошутить уже нельзя, — хихикнула женщина.

— Ты вообще думал о будущем? — спросил лысый начальник охраны с волчьим оскалом на лице. — Да мы думать не знали что, ну… Когда Илур нам рассказал, перед отъездом. Нет проблемы, не подумай. Просто… Ну, бабу с ребёнком приторанить. Что ты дальше-то выкинешь?

— Пройду весь первый ярус канализации, как минимум.

— Да я-то в тебе не сомневаюсь, — дёргано закивал главный охранник, соглашаясь с самим собой.

— О, разведка вернулась, — мурлыкнула женщина. Далеко впереди два всадника махали нам руками в определённой последовательности. — Чисто, говорят.

— Скоро будет тепло, — крикнул начальник на весь караван. Извозчики и охранники радостно заулыбались. Начальник подошёл к борту повозки и сообщил сидящей в ней остроухой, чтобы готовилась к работе. Та запричитала слова благодарности и что всё отработает.

В день перед отъездом я сообщил Илуру, что дополнительного пассажира обязательно надо доставить до Фраскиска. В этом проблем не было, караван шёл в королевство остроухих — но на пассажира никто не собирался тратить лишнюю монету. Да и места в караване расписаны. Мне пришлось отдать Илуру сотню золотых, чтобы тот купил провианта на остроухую, но та должна выполнять подсобную работу и не смела отходить от повозок. На эти условия мне откровенно наплевать, а у остроухой не оставалось выбора. Все прошедшие четыре дня остроухая сидела в повозке, закутавшись в несколько слоёв шерстяной ткани и меховых шкур, старательно прижимая к груди младенца и не позволяя холоду хоть как-то отразится на нём. Лишь когда караван вставал лагерем и разводили костёр, только тогда остроухая оставляла ребёнка в тепле недалеко от огня и делала всё, что прикажут: топила воду, поила лошадей, готовила ужин и прочее.

Все четыре дня караван скользил по Гварскому тракту, по мощённой огромными камнями дороге. Солнце с каждым днём грело всё сильней, ещё несколько дней назад камни под снегом достаточно прогрелись и практически растопили снег. Было легко добираться, лишь после ночного мороза утром камни покрывались тонкой корочкой льда. Только лошади и извозчики не отбили себе задницы от падений: первые подкованы, а вторые так вообще на землю спускались только на привалах.

Дорога медленно спускалась под землю. Вереница повозок въехала в широкую арку в холме. Желто-серые камни арочного свода, идеально подогнанные без видимых щелей, переходили в такие же камни просторного входного зала канализации. С лёгким тарахтением повозки проехали по мосту с левой части зала