— Я — спокойно ответил Слащёв. — Проверял револьвер. Показалось, сбит боек.

— А тот… он вас все еще ждет.

— Кто?

— Ну, я вам говорил. Пришел, спросил вас. Говорю: занят. Не уходит. Сидит возле калитки.

— Пригласи.

Мустафа торопливо пошел к калитке. Слащёв пошел следом. Уселся на скамейке возле дома и обнаружил, что все еще продолжает держать в руке револьвер. Выщелкнул стреляную гильзу и вынув из кармана жменю патронов, дозарядил револьвер. Обернувшись на шум шагов, увидел невысокого крепкого мужчину, вразвалку идущего к нему. Это был Красильников.

— Что вам надо? — недружелюбно спросил Слащёв.

— Мне — ничего. Меня послали сказать вам, что хотели бы вас видеть.

— Меня многие хотят видеть. Кто?

— Как я понимаю, вы тоже хотите видеть этого человека. Вы знаете его как комполка. Он вам назвал себя: Павел Андреевич.

— Я ждал его.

— Он намеревался сегодня навестить вас и окончательно все решить. Я его сотрудник и во все посвящен. Если ваш уговор остается в силе, он не может сегодня прийти к вам, но был бы рад встретиться с вами в другом месте.

Слащёв уже несколько дней ждал комполка и досадовал, что тот, пообещав увидеться, надолго исчез.

Как бы отвечая на немой вопрос Слащёва, Красильников сказал:

— Он был крайне занят и приносит вам свои извинения. Вы сами сегодня сможете убедиться, что он действительно очень занят.

— Ну, а если я не пойду? — спросил Слащёв.

— В этом случае Павел Андреевич велел сказать, что он сожалеет, но ваш уговор об амнистии и прочем теряет силу. Насколько я знаю, он лично поручился за вас в самых высоких инстанциях и получил добро. Я бы не стал упускать этот редкий шанс. Но это ваше дело. Прошу извинить за беспокойство, — и Красильников встал, чтобы уйти.

— А вы не торопитесь делать поспешные выводы, — улыбнулся Слащёв. — Я всего лишь сказал «если», — и добавил: — Посидите еще пару минут. Я переоденусь.

— Если у вас есть оружие, захватите его с собой, — вслед ему сказал Красильников.

— Зачем?

— Время неспокойное.

Жихарев не любил сложные планы, в них, как правило, неожиданно обнаруживался какой-то изъян, и они либо проваливались, или уж, во всяком случае, зачастую не осуществлялись из-за какой-то мелочи или сущей безделушки.

Нынешний план Жихарева был прост, как молоток.

Под вечер в калитку банка позвонили.

— Началось, — тихо сказал Болотов Кольцову, выглядывая в окно.

Возле калитки стоял аккуратно одетый мужчина, похоже, русский, в шляпе, очках, с бородкой клинышком. В руках он держал кожаный докторский саквояж.

— Ну, кто там? — спросил Кольцов.

— Вероятно, папа кондитера, — сказал Болотов. — Похож на мастерового.

— Кто вы и что вам нужно? — прозвучал искаженный динамиком голос Болотова.

— Разве вас не предупредили? Мне велели к вам зайти по поводу сейфов.

— Кто велел?

— В полиции сказали, у вас злоумышленники повредили сейфы.

— А почему так поздно?

— Днем я мастерскую не имею права закрыть. А сейфы — дело не одного часа. А может, и дня.

Болотов добросовестно играл свою роль. Кольцов за него боялся и хотел вывести его из этой опасной игры. Но бандиты знали управляющего, видели его в лицо, и его отсутствие могло бы сильно их насторожить. Поэтому Болотова оставили. Но Кольцов не спускал с него глаз и готов был в любую секунду прийти ему на помощь.

Но Болотов вел себя молодцом, страха пока не обнаруживал.

«Мог бы уже и впустить», — подумал Кольцов, но Болотов продолжал доигрывать:

— А вы что же, мастер?

— Всю жизнь только этим и занимаюсь.

— И сейфовыми тоже?

— Случается. У турков даже в банках стоят сейфы, которые можно гвоздем открыть.

Кольцов из-за оконной занавески метр за метром просматривал обозримое пространство и наконец увидел своих: Красильникова и Слащёва.

Жихарева и его компанию он не обнаружил, они либо хорошо спрятались, или, возможно, были уверены, что никто не посвящен в эту затею и поэтому первый акт этого спектакля пройдет гладко, без сучка и задоринки. Сигнал для их действий должен будет появиться позже, когда мастер уже будет в подвале и ему для работы зажгут яркий свет.

— Впускайте же, наконец! — велел Болотову Кольцов.

Болотов поднял какой-то рычажок возле двери, и калитка вдали с металлическим стуком отворилась.

— Ну, войдите!

Мастер прошел через двор и стал подниматься по ступеням.

Теперь уже в банковской двери звякнула защелка, Болотов встал на пороге и, еще раз оглядев мастера, сказал:

— Проходите! Поближе познакомимся!

Впустив мастера в коридор, он тут же запер входную дверь и одновременно банковскую калитку.

Теперь наступил выход Кольцова: он неторопливо спустился в коридор навстречу мастеру.

— Так с кем мне дело иметь? Кто тут хозяин? — спросил мастер, глядя то на Болотова, то на Кольцова.

— Оба хозяева, — сказал за Болотова Кольцов. — Сами-то вы, я гляжу, русский. Как в Турции оказались?

— Вам это интересно?

Он все знал от сына мастера — веселого кондитера. Но смеркалось медленно. А Кольцову нужна была темнота, чтобы Красильников и Слащёв могли незаметно проникнуть к задней стенке металлического забора, ограждавшего банк, проникнуть в заранее проделанный лаз и спрятаться теперь уже возле стен самого банка.

— Обыкновенно. Воевал на стороне болгар. Попал в плен к туркам. А здесь оказался в плену у красивой турчанки. Вот и вся история.

— Что ж домой не вернулись?

— Побоялся. Сначала — молодой, дети. А потом побоялся. Белые-красные, попробуй, разберись, кто из вас там хороший, кто плохой. Так здесь и остался. На кусок хлеба зарабатываю — и ладно.

— Поверим, — согласился Кольцов. — И все же позвольте заглянуть в ваш чемоданчик?

— Инструмент, что там может быть! — насупился мастер, но чемоданчик демонстративно широко раскрыл.

Кольцов стал медленно перебирать инструменты. Большие, чуть поменьше и совсем маленькие, миниатюрные изящные молоточки, разные пинцеты, щупы, наковаленки, отвертки, ключики, напильники. Поверх всего этого разнообразного железа лежал завернутый в брезентовый чехол настоящий врачебный стетоскоп.

— А это вам зачем?

— Отберите у меня стетоскоп, и я к сложному замку, ну, там, системы Брамса или Шидлера, даже близко не подойду. Мне щелчки считать надо, а как я их услышу без стетоскопа? Возраст! — с некоторой обидой за недоверие объяснил мастер и затем добавил: — Извините, я не представился. Савелий Маркович.